Спаситель и сын. Сезон 1 - Мари-Од Мюрай (2016)

Тут его осенило, и он сообщил с улыбкой:

– Мои предки уж точно резали себя! Стоит придумать что-то прикольное, белые сейчас же всё слижут. Блюз, рэп, тату, пирсинг, каттинг – это же всё наша культура! – Он свирепо завращал глазами. – Негритянская!

Спаситель нарочно пошутил про негров, чтобы девочка расслабилась, перестала отгонять мысль о том, что он черный. Марго душил смех, но в ответ она снова только презрительно фыркнула.

– А что говорит о твоих шрамах школьная медсестра? – поинтересовался Сент-Ив.

– Что дело плохо. Что я веду себя плохо. Что мне самой плохо. Одно из трёх. Или всё вместе.

Марго яростно теребила левый рукав, будто выдирала из него, как нитки, короткие фразы.

– Так дадите мне справку?

– Поездка в марте? Что ж, времени у нас достаточно.

– Времени достаточно? Вы мне психоанализ не втюхивайте, я не за тем пришла!

Девочке действительно плохо? Если да, то насколько? За неё на этот вопрос могут ответить шрамы: они бывают на руках, на предплечьях, даже на бёдрах. Много ли ран, насколько они глубоки, как расположены… Возможно, она нанесла их себе, подражая кому-то, в знак принадлежности к некой группе. Или поддалась тяге к саморазрушению? Прежде у Сент-Ива не было пациентов с подобными проблемами, однако он знал о них куда больше, чем дал понять Марго. Статистика утверждает, что новоявленной «моде» следуют 5–10 % подростков, по преимуществу девочки от 13 до 15 лет. Впрочем, данные не вполне достоверны, ведь делается это втайне.

– Считаешь, много шума из ничего?

– Вот-вот. Нет бы реальными проблемами заняться!

– Реальными – это какими?

– Ну, к примеру, я задолбалась с матерью жить. Вот РЕАЛЬНАЯ проблема!

Спаситель понял, что ему удалось ухватить путеводную нить, и с тревогой взглянул на циферблат больших круглых часов, висящих напротив стола. У него осталось всего несколько минут на то, чтобы отыскать центр лабиринта.

– А твои родители давно развелись?

– Папа ушёл от мамы, когда мне было десять. – Она решительно вскинула руку, как бы заранее возражая. – Я на него не в обиде. Она его довела. Прямо со свету сживала.

– Сживала со свету?

– Ну да, мы с ним всё обсудили. – Марго опять преисполнилась высокомерия, гордясь доверием отца. – Вам когда-нибудь приходилось жить с депрессивной женщиной?

– Депрессивной? – удивился Сент-Ив.

Ни единого признака депрессии у мадам Дютийо он не заметил.

Его недоверие возмутило Марго, она принялась горячо доказывать, что её мать – редкая зануда и всех замучила постоянной подавленностью, тревожностью, мнительностью.

– Вечно за мной шпионит, шагу ступить не даёт. Пришла к подруге – отправляй эсэмэску, букву «д», то есть «добралась». Уходишь домой – шли «в».

– Кого? – растерялся Спаситель.

– Не кого, а что. «В» – «выхожу», значит.

– Большой беды не вижу, просто мама за тебя волнуется. Понимаю, иногда это бесит, но она желает тебе только добра.

– Желает добра? Ничего умней не придумали? Тоже мне, психолог дипломированный!

– Прости, – виновато кивнул Спаситель. – Постараюсь повысить свой уровень.

Кротость взрослого смутила Марго. К fair play[2] девочка не привыкла. Заговори она подобным образом с учительницей, та бы вкатила ей замечание в дневник.

– А с отцом вы дружите? – поинтересовался Спаситель.

– Еще бы, он же мой отец! – выкрикнула Марго задиристо, будто Сент-Ив пытался оспорить этот факт. – Я живу неделю у него, неделю у матери.

Месье Карре – Марго носила его фамилию – работал судебным приставом, и, по словам дочери, «бабла у него завались», он покупает ей фирменные шмотки, и только он один ее понимает. Жаль только, что жена у него тупая лохушка.

– Тупая лохушка, – повторил задумчиво Сент-Ив.

– Зато они родили мне классного полубрата.

– Родили классного полубрата.

– Ему три года, он зовет меня Маго. А вы всех передразниваете или только меня?