Сталинград - Энтони Бивор (1998)

Через день, 28 декабря, командир 14-го танкового корпуса генерал Хубе получил приказ покинуть «котел» и явиться в штаб Манштейна в Новочеркасске. Оттуда он должен был вылететь в Восточную Пруссию: фюрер желал лично вручить генералу Рыцарский крест с мечами и дубовыми листьями – награду, учрежденную летом 1941 года специально для войск, воевавших на территории СССР. Паулюс попросил Шмидта передать Хубе «все необходимые документы»,[759] касающиеся положения дел в 6-й армии, начиная с отсутствия горючего и заканчивая нехваткой медикаментов. Узнав о том, что Хубе летит в Растенбург, командиры родов войск и штабные офицеры воспряли духом. Однорукий ветеран, имевший на все независимую точку зрения и не боявшийся ее высказывать, был одним из тех немногих генералов, которых Гитлер уважал. В штабе Паулюса все еще не могли поверить в то, что фюрер бросит армию на произвол судьбы.[760]

Несомненно, фюрер верил в то, что он делает все возможное для спасения окруженной под Сталинградом группировки, и ни здравый смысл, ни реальные факты не могли поколебать его в этой уверенности. В тот день из ставки в штаб группы армий «Дон» пришло обещание, несмотря на трудности с транспортом, в скором времени передать им 372 танка и самоходные артиллерийские установки.[761] Кого-то это могло порадовать, но Манштейн не мог не знать, что Гитлер выдает желаемое за действительное.

Тем временем в самом Сталинграде остатки дивизий Зейдлица мужественно держали оборону. Им приходилось беречь боеприпасы, но они отражали все атаки. От холода солдаты укрывались не только в блиндажах, но и в глубоких подвалах. Это же было для них и спасением от огня советской артиллерии. «Они сидят там, словно косматые дикари в пещерах каменного века, – писал обо всем этом Гроссман, – пожирая конину в дыму и мраке, среди развалин прекрасного города, который сами и разрушили».[762]

Свидетельства о «сильной наступательной активности войск противника» в боевом журнале 6-й армии участились. Впоследствии подробный отчет о том, как воевала, в частности, в северной части Сталинграда в конце декабря 389-я пехотная дивизия, представил Ганс Урбан, 28-летний бывший сержант полиции из Дортмунда. Вот его свидетельства:

Обыкновенно русские атаковали в вечерних сумерках или на рассвете, после сильной артиллерийской подготовки. Если им удавалось захватить у нас два-три дота, мы обязательно старались отбить их обратно. 30 декабря после многочисленных атак мое подразделение получило приказ выдвинуться вперед. Отряд из девяти человек с пулеметами смог отбить следующую атаку примерно трехсот человек со стороны Спартаковки. Двадцать пехотинцев, оставшихся на этом участке, настолько измотали все эти атаки, что они мало чем могли помочь нам. Большинство было готово оставить позиции. У двух моих пулеметов не было сектора обстрела, а противник смог использовать рельеф местности и развалины. Мы вынуждены были дать русским подойти на двадцать метров, после чего открыли частый огонь. Перед нашими позициями осталось больше двадцати убитых. После этого русские попытались забросать нас гранатами. На рассвете первого дня нового года они снова атаковали на этом же участке, теперь силами приблизительно трех рот. Оценить противника точнее трудно, потому что красноармейцы стреляли из воронок, из-за обрушенных стен и груд кирпича. Мы заманили их под перекрестный огонь двух пулеметов. Русские снова понесли большие потери. Был убит минометчик, и, хотя я не имел опыта обращения с минометом, нам удалось использовать против них их же собственное оружие. Когда все закончилось, мы были до того измучены, а вокруг лежало столько замерзших трупов, что мы даже не смогли отыскать среди них и похоронить своих товарищей.[763]