История твоей жизни (сборник) - Тед Чан (2002)

– Именно. Вот почему мне не терпится увидеть, на что похоже их математическое описание принципа Ферма. – Он расхаживал по кабинету. – Если их версия вариационного исчисления кажется им более простой, чем их эквивалент алгебры, это может объяснить, почему у нас такие проблемы с разговорами о физике. Возможно, вся их математическая система перевернута с ног на голову по отношению к нашей. – Он показал на учебник по физике. – Не сомневайся, мы это исправим.

– Так вы сможете перейти от принципа Ферма к другим областям физики?

– Возможно. Множество физических принципов похоже на Ферма.

– Например, принцип наименьшего гардеробного пространства Луизы? С каких пор физики стали минималистами?

– Ну, слово «наименьший» вводит в заблуждение. Понимаешь, принцип наименьшего времени Ферма неполон. В некоторых ситуациях свет распространяется по пути, который занимает больше времени, чем все прочие. Более точно будет сказать, что свет всегда идет по экстремальному пути, который либо минимизирует, либо максимизирует время. Минимум и максимум обладают определенными общими математическими свойствами, поэтому обе ситуации можно описать одним уравнением. Так что принцип Ферма – не минимальный принцип. Это «вариационный» принцип.

– И есть другие вариационные принципы?

Он кивнул.

– Во всех областях физики. Почти любой физический закон можно переформулировать как вариационный принцип. Они различаются только характеристикой, которая минимизируется или максимизируется. – Гэри взмахнул рукой, словно различные области физики лежали перед ним на столе. – В оптике, где используется принцип Ферма, экстремальное значение принимает время. В механике – другая характеристика. В электромагнетизме – что-то свое. Но математически все эти принципы схожи.

– Значит, получив математическое описание принципа Ферма гептаподов, вы сможете расшифровать и другие.

– Боже, очень на это надеюсь. Думаю, это и есть клин, который мы искали, тот самый, что вскроет их формулировку физики. Это нужно отметить. – Он замер и повернулся ко мне: – Луиза, хочешь поужинать? Я угощаю.

Я немного удивилась.

– Конечно.

Когда ты научишься ходить, я стану свидетелем ежедневных проявлений асимметрии наших отношений. Ты будешь вечно куда-то убегать, и всякий раз, когда ты врежешься в дверную раму или поцарапаешь коленку, я буду ощущать твою боль как свою. Словно я отрастила блуждающую конечность, продолжение меня, чувствительные нервы которого передают боль, а двигательные нервы не подчиняются моим командам. Это так несправедливо: я рожу ожившую куклу вуду для самой себя. Этого не было в контракте, который я подписала. Неужели это часть сделки?

А потом я увижу тебя смеющейся. Например, когда ты будешь играть с соседским щенком: ты будешь просовывать руки сквозь сетчатый забор, разделяющий наши задние дворы, и смеяться до икоты. Щенок убежит в соседский дом, твой смех понемногу стихнет, и ты сможешь перевести дух. Потом щенок вернется к забору, чтобы вновь лизать твои пальцы, а ты вскрикнешь и снова будешь смеяться. Это будет самый прекрасный звук, что я могу представить, он заставит меня ощутить себя фонтаном или источником.

Если бы только я смогла вспомнить этот звук в следующий раз, когда твое веселое презрение к самосохранению вызовет у меня сердечный приступ.