Пламя и шелк - Петра Шир (2019)

Тем не менее он постепенно восстанавливал силы и сейчас чувствовал себя довольно хорошо. Первые два года после несчастного случая он был настолько слаб, что Мадлен приходилось практически самостоятельно вести все дела в конторе. Девушку поддерживали разве что Вильгельми и некоторые верные друзья. Среди них были и фон Вердты, несколько поколений которых не только занимались торговлей, но и вели банковские дела и продавали поручительства другим купцам. Ей довелось учиться на ходу, чтобы доказать, что торговое дело ее отца осталось таким же, каким оно было всегда: успешным и уважаемым.

– Хотите сделать пару шагов на улицу? – предложила она. – Постепенно эта дикая жара идет на спад.

– Да, я думаю, это хорошая идея. Дай мне костыли.

– Проводить вас?

– Только до двери.

– Как хотите, отец. – Со смешанным чувством облегчения оттого, что ее отец наконец-то снова был в состоянии хоть как-то передвигаться, и беспокойства вследствие того, что он все чаще становился замкнутым и задумчивым, она стояла у двери и смотрела ему вслед, наблюдая, как он медленно, но целеустремленно двигался на своих костылях вперед. Отец остановился возле соседей и тепло поприветствовал хозяйку дома, Грету Хамахер.

Удостоверившись, что отец сможет и дальше передвигаться без посторонней помощи, Мадлен вернулась в контору и села за стол, чтобы закончить с записями в бухгалтерской книге. Затем она взяла в руки стопку деловых писем, уже тщательно рассортированных отцом по степени их срочности. Она с головой ушла в чтение и составление ответов и только уголком сознания отметила, как ее мать вместе с младшими сестрами Марией и Марианной, которую все звали просто Янни, вернулись из похода за покупками. Ее шестилетний брат Маттис озорничал и хохотал, как обычно. Наверняка он снова получил от кого-нибудь на рынке новую игрушку, которую обязательно захочет тут же показать поварихе Йонате и служанке Бридлин.

Эти звуки она проигнорировала так же, как и шелест юбок, когда обе ее сестры проскользнули мимо открытой двери конторы, чтобы отнести свою добычу, как они любили называть покупки, наверх, в свою спальню. Это наверняка были заколки и гребни, которых и так уже накопилось предостаточно что у семнадцатилетней Марии, что у двенадцатилетней Янни, но им все казалось мало.

Мадлен небрежно заправила выбившуюся прядь волос за ухо и прищурила глаза, задумавшись над особенно хитроумной формулировкой. Составление деловых писем было для нее искусством, овладению которым Мадлен отдавала немало сил. Проблемой для нее были не сами по себе буквы или слова, нет. Сложности провоцировали фразы и обороты с неким подтекстом, которые иные деловые партнеры отца использовали как оружие на войне. Разумеется, велась эта война большей частью на бумаге, но когда дело доходило до переговоров, предложений и цен за лучшие ткани, тогда купец в своих хитроумных стратегиях и расчетах превращался в настоящего фельдмаршала личной битвы.

Спустя какое-то время в доме снова стало тихо, но Мадлен и этого почти не заметила. Дело шло к вечеру и, скорее всего, ее сестры помогали Йонате на кухне, а мама занималась с Маттисом чтением или арифметикой. Хотя в Райнбахе и была народная школа, в которую Маттиса собирались отправить только с осени, отец хотел, чтобы мальчик получил первые важные базовые знания еще до школы. Такое же образование получили и все три его дочери, из которых только Марианне предстояло провести за партой еще два года.