Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс (1984)

Отраженный свет газовых ламп превратил очки Стэнтона в мерцающие зеркала.

– Ничего хорошего.

– Я спросил о новостях, а не об их оценке.

Голос президента хрипел от усталости. Он передвинул повыше левый локоть, на который опирался; распущенный галстук упал на край кушетки.

Стэнтон сложил первые два листка пополам.

– Сожалею, но, похоже, сведения молодого Вилларда верны. Бернсайд действительно предпринял несколько наступлений.

– С какой целью?

– С целью взять высоты Мари – позицию почти неприступную.

Линкольн смотрел на него так, словно разом потерял всю родню:

– Так мы разбиты?

Стэнтон не отвел взгляд:

– Да, мистер президент.

Медленно, как будто страдая от артрита, Линкольн сел. Стэнли слышал, как хрустнуло его колено. Передав президенту листы, Стэнтон тихо продолжал:

– Из донесения, которое сейчас копируют, следует, что генерал Бернсайд хотел взять позицию этим утром – возможно, в надежде компенсировать вчерашнюю неудачу. Старшие офицеры отговаривали его от такого безрассудства.

На мгновение Стэнли охватили сомнения в ценности телеграфа. Да, конечно, это изобретение изменило принципы руководства военными действиями самым революционным образом. Приказы могли передаваться командирам со скоростью, немыслимой прежде. Но с другой стороны, и плохие новости могли стать известными так же быстро, на что немедленно реагировали фондовая биржа и рынок золота, которые имели обыкновение колебаться в зависимости от событий на фронтах. Хотя, если у тебя есть возможность, прежде чем новость станет общеизвестной, телеграфировать соответствующие распоряжения о продаже или покупке, можно заработать очень и очень большие деньги. Нет, все-таки телеграф был гениальным изобретением.

Линкольн просмотрел листы и бросил их на кушетку.

– Сначала у меня был генерал, который считал Потомакскую армию своей личной охраной. Теперь у меня генерал, который празднует одно поражение, тут же нарываясь на второе. – Качая головой, Линкольн быстро подошел к окну и всмотрелся в туман, словно ища там ответы. Стэнтон негромко кашлянул. После нескольких мгновений напряженного молчания Линкольн повернулся; на его лице были написаны горечь и гнев. – Полагаю, скоро к нам прибудут пароходы с ранеными.

– Уже прибыли, господин президент. Вчера вечером причалили первые из Аква-Крика. Здесь об этом сказано. – Он показал на листы.

– Я не вчитывался. Мне трудно осознать то, что там написано. Вместо сухих цифр я вижу лица. Полагаю, на этот раз жертв еще больше, а ранения – тяжелее?

– Да, сэр, судя по первым рапортам.

Выглядев бледнее обычного, президент снова отвернулся к окну.

– Стэнтон, – сказал он, – я уже говорил это раньше… Если и есть место хуже ада, то я сейчас там.

– Мы разделяем ваши чувства, господин президент. По-человечески.

Стэнли очень надеялся, что достаточно убедительно изобразил на лице печаль.

Во вторник утром Вирджилию разбудили далекие крики. Она повернула голову к маленькому окну. Еще не рассвело.

Окно было целым, в отличие от большинства других в старинном отеле «Юнион». Госпитали нового типа, за создание которых боролась Флоренс Найтингейл, еще строились; они должны были вместить пятнадцать тысяч коек и, самое главное, способствовать исцелению больных, а не препятствовать ему. Средства на строительство были выделены еще в прошлом июле, однако работа до сих пор не завершилась, поэтому пришлось приспособить для этих целей самые разные городские здания – от гостиниц и церквей до складов и частных домов, особенно после нынешнего сурового декабря, когда некомпетентность Бернсайда стоила двенадцати тысяч жертв.