Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс (1984)

Констанция познакомилась со Сципионом Брауном на приеме в честь Мартина Делани, врача и писателя, а также известного борца за предоставление неграм равных политических прав. Сам Делани, одетый в длинную африканскую тунику традиционно ярких цветов, ходил между многочисленными гостями, приглашенными в дом Чейза, и вовлекал всех в свои разговоры. Именно Делани привел на прием молодого Брауна.

Разговорившись с Брауном, Джордж и Констанция были восхищены его манерами, его историей и взглядами на жизнь. Такой же высокий, как Купер Мэйн, он держался со спокойным достоинством, ничуть не смущаясь, что лацканы его явно подержанного фрака заметно потерты, а рукава слишком коротки. Возможно, он надел лучшее из того, что у него было, а если кому-то не нравилось, то это их проблемы – не его.

Когда Браун сказал, что он сторонник Мартина Делани, Констанция спросила:

– Вы хотите сказать, что готовы переехать в Либерию или другое подобное место, будь у вас такая возможность?

Браун отпил немного чая. С чашкой он обращался так же изящно, как любой из гостей.

– Год назад я бы не задумываясь ответил «да». Но сегодня я уже не так уверен. Америка очень плохо относится к неграм, и я предполагаю, что это продлится еще несколько поколений. Но я предчувствую и перемены. Я верю в коринфян.

Джордж, стоя с чуть откинутой назад головой, как он обычно делал, разговаривая с очень высокими людьми, недоуменно произнес:

– Простите?..

Браун улыбнулся. У него была немного вытянутая голова, с правильными, но незапоминающимися чертами лица. Однако стоило ему улыбнуться, как он полностью преображался, становясь невероятно привлекательным.

– Первое послание апостола Павла к коринфянам: «Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, в мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, и мы изменимся». – Он отпил еще чая. – Я только надеюсь, что нам не придется ждать до последней трубы.

– Я понимаю, – кивнул Джордж, – ваша раса вынесла огромные страдания. Но разве вы сами не сказали, что лично вам повезло? Вы родились свободным, и вы свободны всю свою жизнь.

В глазах Брауна внезапно вспыхнул гнев.

– Вы действительно думаете, что это имеет какое-то значение, майор Хазард? Каждый цветной в этой стране порабощен страхом перед белыми и перед тем, как этот страх может повлиять на поведение белых. Вас обманывает то, что мои цепи невидимы. Но они никуда не делись. Я чернокожий. И эта борьба – моя борьба. Каждый крест – мой крест, в Алабаме, или в Чикаго, или прямо здесь.

– Если вы считаете эту страну такой ужасной, – уже чуть раздраженно спросил Джордж, – что мешает вам уехать?

– Мне казалось, я вам объяснил. Надежда на перемены. Мои занятия научили меня тому, что перемены – это одна из немногих постоянных в нашем мире. Ханжеское представление Америки о свободе необходимо было изменить еще с тех пор, как подписали Декларацию, потому что рабство – это зло и никогда ничем другим не было. Когда-то я был настолько наивен, что думал, будто закон покончит с этим, но Дред Скотт доказал, что даже Верховный суд подгнил. Это последнее прибежище деспотизма.

Джордж отказывался сдаваться.

– Я допускаю, что почти все, что вы говорите, – правда, Браун. Кроме того, что американская свобода лицемерна. Думаю, вы преувеличиваете.

– Не соглашусь с вами. Но впрочем… – обезоруживающая улыбка Брауна вмиг разрушила возникшее между ними напряжение, – считайте это одной из немногих привилегий моего цвета.

– Значит, вас удерживает здесь только надежда на перемены… – заговорила Констанция.

– И еще ответственность. Прежде всего меня удерживают здесь дети.

– А, так вы женаты?

– Нет, не женат.

– Тогда чьи…

Призыв Кейт Чейз перебил их. Доктор Делани согласился кое-что сказать. Симпатичная дочь министра попросила гостей наполнить свои бокалы и тарелки и устроиться поудобнее.