Крушение пирса (сборник) - Марк Хэддон (2016)

Как только забрезжил рассвет, она встала и, тихонько проскользнув мимо служанок, спящих у ее дверей, прошла через сад к конюшням. Стражникам она заявила, что хотела бы поговорить с пленниками, и тем осталось только удовлетворить ее требование, поскольку никаких серьезных возражений они придумать не сумели. Серые рассветные лучи просачивались в узкие, не шире ладони, окна-щели и лужицами лежали на каменном полу, посыпанном песком. В полутьме слышалось дыхание людей. Похоже, ее появление потревожило спящих – они зашевелились, заворочались. Собственно, присутствие среди них никакой особой смелости не требовало, но у нее никогда прежде и не возникало необходимости проявлять смелость, и сейчас она была возбуждена тем, что должна быть смелой, должна подавить страх, возникший перед этими незнакомыми людьми.

Прямо перед ней вдруг возникло его лицо – оно словно материализовалось на фоне стены рядом с узким оконцем.

– Ты все-таки пришла!

Оказывается, она всю жизнь ждала этого мгновения, но никогда не понимала, чего именно ждет. Ей казалось, что нечто интересное, всякие истории, происходят только с мужчинами. Но теперь, похоже, начиналась ее собственная история.

– Я – сын царя и со временем тоже стану царем, – сказал он. – А ты будешь моей царицей, если спасешь нас.

Вот тогда-то она и подарила ему свое кольцо, а он научил ее, что нужно сделать. Она просунула руку сквозь прутья решетки, и он, крепко стиснув ее запястье, велел ей громко кричать и звать на помощь. Прибежавший стражник попытался высвободить ее руку, и, воспользовавшись этим, заморский царевич схватил его и одной рукой зажал ему рот, а второй стиснул шею и, упершись ногой в решетку, с такой силой потянул его на себя, словно вытаскивал из воды тяжелый невод. Стражник довольно долго брыкался, пытаясь вырваться, потом как-то сразу обмяк и сполз на пол. Она сняла у него с пояса ключи и отперла дверь. Ей никогда еще не доводилось видеть, как убивают по-настоящему; но оказалось, что это не слишком отличается от тех забав, которым предавались в детстве ее двоюродные братья.

А он снял с мертвого стражника меч и с этим мечом в руках встретил второго стражника, прибежавшего на шум. Воткнув меч прямо ему в живот, он еще и приподнял его, чтобы клинок вошел как можно глубже, а затем с силой швырнул стражника об пол и, поставив ему на грудь ногу в сапоге, резким движением выдернул меч, издавший какое-то жутковатое хлюпанье. За это время остальные пленники уже успели выбраться из конюшни, и мужчины поспешно вооружились тем, что нашли в амбаре, – дрекольем, вилами, железными перекладинами.

Он велел им отвести принцессу в гавань и обращаться с ней хорошо. На мгновение ей показалось, что теперь он, наверное, убьет ее родителей. Но он, словно прочитав ее мысли, легко погладил ее по щеке и сказал, что им ничего не грозит.

А затем, выбрав себе двух сопровождающих, бегом бросился в сторону дворца.

Говорили, что ее мать была изнасилована быком, а потом родила на свет чудовище, которое теперь, страшно рыча и скаля зубы, лежит, прикованное цепью, на загаженной соломе в самом центре того лабиринта, что находится под царским дворцом, и ждет очередной «свежатинки» – юношей и девушек, доставленных из Афин. Да пусть крестьяне сколько угодно плетут свои байки, говорил на это ее отец, что им, беднягам, еще остается. И прибавлял: ведь куда лучше и безопаснее, когда тебя боятся, а не жалеют.

Но кое-что в этих «байках» все же было правдой: ее брат и впрямь иной раз казался настоящим чудовищем, особенно когда его голова словно раздувалась от ярости и он бросался на людей, которые каждую неделю спускались в подземелье, чтобы обмыть его водой, принесенной в ведрах, вынести грязную, вонючую солому и наполнить его корыто теми кухонными отходами, которыми кормили свиней, – костями с остатками жира, прокисшим вином и всякими очистками.