Статистическая вероятность любви с первого взгляда - Дженнифер Смит (2013)

Папа одним движением поднялся на ноги. Хедли подумала — сейчас он уйдет, но папа присел рядом с ней на край кровати. Хедли устроилась боком, чтобы не смотреть ему в лицо.

— Я маму до сих пор люблю, — сказал он вполголоса.

Хедли хотела что‑то произнести, но папа продолжил говорить, не позволяя себя перебивать:

— Естественно, уже по‑другому. Тут еще и чувство вины. И все‑таки я хочу, чтобы ты знала: она мне очень дорога.

— Тогда как ты мог…

— Уйти?

Хедли кивнула.

— Нельзя было иначе, — просто ответил папа. — Но это не значит, что я ушел от тебя.

— Ты остался в Англии.

— Да, знаю, — засмеялся он. — Так ведь ты тут ни при чем!

— Ага, точно. — В ней понемногу начала разгораться привычная злость. — Один ты при чем.

Ей хотелось, чтобы он спорил, возражал, достоверно исполнял роль стареющего эгоиста, которую Хедли для него придумала и лелеяла все эти долгие дни, недели и месяцы. А он сидел, понурив голову и стиснув руки, и даже не пытался оправдываться.

— Я влюбился, — беспомощно проговорил он.

Галстук‑бабочка опять съехал набок. Хедли вдруг вспомнила, что сегодня все‑таки его свадьба. Папа рассеянно потирал подбородок, глядя куда‑то в сторону.

— Я не надеюсь, что ты поймешь. Знаю, я поступил плохо. Я худший отец на свете. Знаю, все знаю, поверь.

Хедли молчала и ждала, что еще он скажет. Ей‑то сказать было нечего. Скоро у него будет новый ребенок — возможность начать все сначала. Этому ребенку он будет хорошим отцом. Его он не бросит.

Папа сжал пальцами переносицу, словно отгоняя головную боль.

— Я не жду, что ты меня простишь. Прежнего не вернуть. Но, если ты не против, я хотел бы начать заново. — Он кивнул на дверь в соседнюю комнату. — Конечно, все изменилось, поначалу будет трудно, но мне правда очень хочется, чтобы ты присутствовала в моей новой жизни.

Хедли опустила глаза. На нее, будто ватное одеяло, разом навалилась усталость.

— Мне и старая жизнь нравилась, — проговорила Хедли, сдвинув брови.

— Понимаю. Но ты и сейчас мне нужна.

— Маме тоже.

— Я знаю.

— Просто…

— Что?

— Лучше бы ты остался.

— Я понимаю, — в тысячный раз повторил папа.

Хедли ждала: сейчас он скажет, что так лучше для них всех. Мама постоянно это твердит во время подобных разговоров.

Но он молчал.

Хедли сдула с лица выбившуюся из прически прядь волос. Как там сказал Оливер? Что ее папе хватило характера не остаться. А может, Оливер прав? Трудно представить, как бы они жили, если бы он тогда расстался с Шарлоттой и вернулся домой к Рождеству. Так было бы лучше? Или вышло бы так, как в семье Оливера, — каждый кутается в свою обиду, словно в душное, тяжелое одеяло, и все молчат? Хедли прекрасно знала, что невысказанное иногда бывает хуже слов, произнесенных вслух. Так вышло у нее с папой; а могло быть и у папы с мамой, случись все иначе. Как все‑таки лучше? Никто не знает наверняка.

Зато Хедли знала другое: сейчас папа счастлив. По лицу видно, даже когда он сидит, обреченно сгорбившись, не смея обернуться и посмотреть ей в лицо. Даже в эту минуту, несмотря ни на что, его глаза сияют. Совсем как мамины, когда рядом Харрисон.

— Пап? — очень тихо окликнула отца Хедли. — Я рада, что ты счастлив.

Отец не смог скрыть своего удивления:

— Ты рада?

— Конечно.

С минуту они молчали, потом папа снова посмотрел ей в глаза:

— Знаешь, что могло бы сделать меня еще счастливее?

Хедли вопросительно подняла бровь.

— Если бы ты хоть иногда приезжала к нам погостить.

— К вам?

Он расплылся в улыбке:

— Ну да, в Оксфорд.

Хедли попробовала представить, какой у них дом. В ее воображении возник образ классического английского коттеджа, — наверное, из какого‑нибудь фильма.