Несбывшийся ребенок - Катрин Чиджи (2017)

Супруги Хайлманн счастливы в браке. Взгляните на них: здоровая пара, достойный пример. Никаких искривленных костей, никаких нарушений, никаких лишних примесей крови. Да, они счастливы. Все говорят, что они счастливы, хоть нервы у Бригитты и сдают при звуке самолетов. Они просто разбрасывают листовки, успокаивает ее Готлиб. Обычный воздушный налет. Но она продолжает вздрагивать от каждого громкого звука, от каждого резкого движения. Рядом с ней Готлибу приходится двигаться будто под водой. Однако когда он начинает сравнивать ее с другими женами, у которых плохие зубы, двойные подбородки, вены и бородавки, рыхлый бюст, – он понимает, насколько ему повезло. Бригитта не носит штаны и туфли на каблуках, не мажет губы, не завивается, не сидит на диете и не красит волосы. Ей было всего восемнадцать, когда они поженились. Приличная девушка из приличной семьи в Целле – податливая, словно воск. Она откликнулась на его объявление в газете, и в этом нет ничего неприличного: многие порядочные немцы ищут жен подобным образом. Правда, ни Бригитта, ни Готлиб стараются не вспоминать об этом и уж тем более не упоминать вслух.

– Англия, – напоминает он ей. – Мы воюем с англичанами. Не с Великобританией.

– Конечно, – соглашается она.

– Надо говорить, что воюем с англичанами. Именно так.

– Но все знают, что речь идет о Великобритании.

– Да.

– Тогда почему бы так и не сказать?

– Потому что мы воюем с островом, а не с империей. Когда мы победим, скажем, что завоевали империю, но пока это просто остров.

* * *

Понедельник, утро. Готлиб Хайлманн прибывает на работу – как всегда на десять минут раньше срока. Вешает шляпу и пальто на крючок со своим именем, убирает портфель в правый ящик стола, садится на стул и снимает чехол с печатной машинки. Поднимает зеленую крышку, заправляет простую и копировальную бумагу – и буквы начинают воздевать вверх свои чернильные руки. «Выбор, – печатает он. – Мнение. Любовь». В их отделе дюжины таких кабинетов – или даже сотни – он точно не знает, но его имя написано на двери из матового стекла. Это единственная примета, по которой можно определить, что пришел на свое место и не сбился с пути – а в их здании очень легко заблудиться. Но вот он сидит на своем месте – за стеклянной дверью, на которой написано «Хайлманн». Буквы выведены золотом и оттенены черным, чтобы придать глубину, иллюзию глубины, будто они высечены на надгробье. Я сказал «кабинет», потому что все говорят «кабинет», однако за стеклянной дверью нет привычных нам стен – вместо них панели из матового стекла, словно покрытые вечной изморозью, а над ними плывут вздохи и шепот. Через шероховатое стекло Готлиб различает смутные фигуры коллег, но не их лица.

Забавно, думает Готлиб, когда он поступил в отдел в 1939 году, то даже не умел печатать на машинке. Как оказалось, его взяли только из-за того, что он искусно владел ножницами и бритвой. Сосед герр Шуттманн видел его силуэты и знал одного чиновника, который знал другого чиновника, – так информация дошла до начальства. На собеседовании Готлибу показалось, что решение уже принято. Когда его попросили продемонстрировать способности, он достал из портфеля ножницы и бумагу и тут же вырезал крошечную копию колонны Победы, на которой черная Виктория потрясала своим лавровым венком.

– Меня интересуют только немецкие достопримечательности, – сказал Готлиб, и это было правдой, его не прельщали чужеземные памятники – Тадж-Махал, Парфенон. Он воссоздавал в фигурах только свое отечество – ведь абрис раскрывает истинный смысл. Он никогда ничего не придумывал и гордился тем, что повторял все в мельчайших деталях: поднятые копыта лошадей на Бранденбургских воротах, накренившиеся фальшивые руины в Сан-Сусси, крышу замка Нойшванштайн, раскинувшуюся, словно крылья ворона, остроконечную башню ратуши в Мюнхене с ежедневно гибнущим рыцарем.