Гарем, или Пленница султана - Бертрис Смолл (1978)

– Ваше величество, в своей необдуманной горячности я действовала слишком поспешно, проявив грубость и высокомерие, – пробормотала Шаннез. – Простите меня, моя госпожа, и позвольте стать вашей подругой! Я сумею быть вам полезной…

Принцесса Пурпурный Нефрит смягчилась, но слова женщины ее нисколько не обманули.

– Сомневаюсь, госпожа Шаннез, что мы сможем когда-нибудь подружиться. Но, возможно, мы хотя бы не станем врагами. А теперь оставьте меня. Я хочу отдохнуть.

Персиянка удалилась. Но потом, отойдя подальше от шатра, она тихо проговорила:

– Нельзя допустить, чтобы эта сука стала нашей повелительницей. Она слишком гордится своей страной и будет скорее предана Китаю, чем Персии. Она принесет шаху наследника, а потом обратит и его, и всю нашу страну в вассалов Китая! Хасан, ты должен мне помочь, – добавила Шаннез, пристально глядя на начальника шахской гвардии.

Хасана нисколько не тронула патриотическая речь наложницы, но все же он решил, что в словах женщины была толика правды.

– Госпожа Шаннез, вы ведь не можете ее убить… А если даже такое случится, то правда все равно дойдет до императорского двора в Китае. И тогда на наших руках будет кровь новой войны!

– Я не собираюсь ее убивать. Принцесса Пурпурный Нефрит выйдет за шаха, – только это будет ненастоящая принцесса. Никто из наших людей китаянку не видел и не увидит, пока не настанет время уезжать. Завтра китайцы отправятся в обратный путь. Вы настоите на том, чтобы оставить тут наших лошадей еще на один день, а я одна останусь прислуживать принцессе. Наступит вечер, и я опою ее сонным зельем. Затем двое ваших слуг отвезут ее в Багдад, чтобы продать на невольничьем рынке. А принцессу заменит ее невольница Мэй Цзе.

– Но согласится ли невольница помогать нам?

– Конечно, если хочет жить долго и счастливо, – улыбнулась Шаннез. – И еще, Хасан, скажи своим людям, что я хочу, чтобы ее продали как девственницу. Они не должны ею пользоваться. Девственница стоит куда дороже. Чем больше за нее дадут, тем больше будет их доля. Пусть ее продадут на городском рынке для черни. Я сотру ее гордость в порошок!

– Но шах удивится, узнав, что у принцессы нет собственной рабыни-служанки. Ведь договор предусматривал, что она может оставить ее при себе… Что ж, скажу ему, что принцесса разгневалась на рабыню, которая проявила непочтительность, и сама продала ее, не желая тревожить шаха из-за таких пустяков.

На рассвете китайцы отбыли на родину, оставив принцессу Пурпурный Нефрит и Мэй Цзе на попечение персов. Шаннез настояла, чтобы они провели еще один день в тишине и покое, прежде чем пуститься в дальний путь. Уговаривая принцессу, наложница наигрывала ей на лютне приятные для слуха мелодии.

Наступила ночь, и любовница шаха предложила принцессе выпить чашу теплого козьего молока – сказала, что молоко поможет заснуть. К тому же, это любимое питье шаха. Принцесса Пурпурный Нефрит терпеть не могла козье молоко, но осушила чашу до дна… и тотчас же провалилась в глубокий сон. Уснула и Мэй Цзе, которой тоже позволили выпить молока.

Спустя несколько недель Хаджи-бей заглянул на невольничий рынок в Багдаде; впервые он уехал так далеко от дома в своих поисках, но уже испытывал разочарование. Посетив все известные невольничьи рынки в городе, он не нашел того, что искал. Конечно, там было много красивых девушек, – но искал-то он ту, что обладала сразу и красотой, и умом, и силой духа!

И вдруг краем глаза заметил на помосте девушку – обнаженную и грязную, присевшую на корточки и пытавшуюся прикрыть свою наготу длинными волосами. Хаджи-бей остановился, чтобы рассмотреть ее получше. В ответ на его пристальное внимание девушка бросила на него презрительный взгляд.

Хаджи-бей подал знак работорговцу и указал на девушку.

– Вот эта… Сколько она стоит? – спросил он.

Работорговец заставил девушку выпрямиться и проговорил: