Храброе сердце Ирены Сендлер - Джек Майер (2011)

Лиз доставляла много хлопот, в школе у нее, как и предрекали психологи, проблем хватало. Она не могла спокойно усидеть на своем месте, не могла сосредоточиться, отказывалась делать то, чего ей делать не хотелось, дралась, часто сквернословила. Одни школьные психологи все еще продолжали пытаться достучаться до Лиз, другие махнули на нее рукой…

Как-то дедушка чисто риторически поинтересовался у Лиз, откуда у нее столько проблем. Она ответила ему вопросом:

– Почему она меня бросила?

– Думаю, по большому счету, разбираться в этом нет никакого смысла, – сказал он. – Так бывает…

И отвернулся, пытаясь скрыть от нее слезы… Лиз понимала, что «разобраться в этом» было просто необходимо.

Она не позволяла себе слез – просто научилась запирать свои вопросы в самом дальнем и темном уголке своей души.

Но у Лиз был и талант – она великолепно играла на альт-саксофоне. Она терпеть не могла рэп и хип-хоп, обожала джаз и блюз и назубок знала творчество Дюка Эллингтона, Джона Колтрейна и Чарли Паркера. Когда у нее выдавался плохой день, а случалось это очень даже часто, она запиралась в своей комнате, опускала жалюзи, вставала перед большим зеркалом, надевала солнечные очки, включала настольную лампу и направляла прямо себе в лицо. Она ставила ее поближе, чтобы чувствовать лицом тепло, представляя, что стоит в горячих лучах софитов на сцене прокуренного джаз-клуба в Канзас-Сити, и давала жару на своем саксе.

* * *

В старших классах неприятности начались с первого же дня: Лиз узнала, что ее снова записали в класс мистера Кихарта. На родительском собрании в прошлом году он сказал дедушке Биллу:

– В Лиз столько злобы, что хватит на всех жителей Канзаса.

Нелады у Лиз были с большинством учителей, но они хотя бы делали вид, что понимают ее проблемы или пытаются пробить брешь в панцире ее непокорства. Но только не мистер Кихарт. С точки зрения Лиз, он был одним из самых неудобных учителей, потому что, с одной стороны, его нельзя было игнорировать, а с другой – с ним нельзя было договориться. Дедушка Билл говорил, что они с ним просто «не сошлись характерами», а поэтому ей лучше держать себя в руках и его «не доводить». Но Лиз нечасто слушала чужие советы и поэтому уже на второй день учебы упросила мистера Конарда перевести ее к нему.

– Можно звать меня просто Мистер К., и у меня придется много работать, – сказал он. – Ты на это способна, Элизабет?

– Просто Лиз – Элизабет я не люблю… и, да… я работы не боюсь. (Вообще-то она говорила правду, но на всякий случай скрестила на удачу за спиной пальцы.) А кроме того, если мне придется еще целый год ходить на уроки к мистеру Кихарту, у меня просто крышу снесет. Я точно взорвусь.

Он посмотрел Лиз прямо в глаза, отчего ей стало немного не по себе, а потом кивнул, больше задумчиво, чем говоря о своем согласии.

– Лиз, – наконец произнес он, – мой курс не похож на остальные. Он не зря называется Творческим обществознанием. Я от каждого ученика ожидаю очень многого. Это дело добровольное, но я настоятельно рекомендую своим ученикам задуматься о проекте к Национальному Дню Истории. Придется вести исследования и много работать после школы. Это большая ответственность. Ты на это способна?

Чушь! Любой учитель считает, что важнее его предмета в мире ничего не существует…

– Да, конечно. Не вопрос.

Перевод состоялся в тот же день, и Лиз заняла свое место на «камчатке». В аудитории 104 постоянно толклись школьники. Рядом находилась видеомонтажная с проектором и архивом проектов, подготовленных учениками на Национальный День Истории. Стена Славы в аудитории была сплошь увешана дипломами победителей конкурса.