Когда я попросила Мидса отвезти меня назад в отель, мой херувим явно расстроился. Возможно, он мечтал провести весь день, разъезжая по городу, но как только мы вернулись и я включила телевизор, он снова повеселел. Когда я приготовила себе чашку чая, он уже нашел американский канал, где показывали рестлинг, и теперь, широко открыв от восторга глаза, наблюдал за тем, как огромные мужики с загаром из солярия швыряют друг друга оземь. Я хотела было объяснить ему, что все эти поединки постановочные, что никто не получит никаких травм, но не стала этого делать, дабы не ломать парню кайф.

Легла на кровать и закрыла глаза. Правда, из-за двери до меня по-прежнему доносились притворные крики боли.

Когда проснулась, за окном уже стемнело. Стоило присесть в постели, как нахлынуло раскаяние за бездарно профуканную вторую половину дня, но, по крайней мере, головная боль отступила. Из соседней комнаты доносились голоса: тонкий писк Мидса смешивался со знакомым бархатистым баритоном. Я придирчиво посмотрела на себя в зеркало: лицо опухло со сна.

Я еще не закончила причесываться, когда раздался стук в дверь. В следующую секунду в комнату вошел Альварес, одетый в темно-серый спортивный костюм. Мне он напомнил менеджера футбольной команды, которому не терпится снова выйти на поле самому.

– Ты не хочешь пробежаться трусцой? – спросил он.

Я подавила смешок.

– Ты ведь ненавидишь пробежки.

– Я же сказал, трусцой. Разве предлагал тебе бежать марафон? Надеюсь, ты не помчишься со своей обычной олимпийской скоростью.

– Что ж, как говорится, на безрыбье…

Дверь снова закрылась. Я переоделась в свой обычный костюм для бега. От одной только мысли, что сейчас вырвусь на свежий воздух, мои пальцы с удвоенной скоростью принялись шнуровать кроссовки. Когда я вышла из комнаты, Мидс уже успел куда-то испариться, а в дверях, сложив на груди руки, будто простоял так уже не один час, меня ждал Альварес.

– Готова?

Я кивнула.

– Как прошел день?

– Даже не спрашивай, – простонал он. – Без минуты отдыха с самого утра.

Когда мы вышли на улицу, Альварес, не оглядываясь, затрусил вперед. Его мощные плечи напрягались при каждом шаге. Он приберегал энергию, но, даже прибавь он скорость, я без труда его бы обогнала. Минут через пять мы добежали до реки, и я уже хватала ртом холодный воздух.

Против течения, вся желтая от ржавчины, пыхтя от натуги, шла землечерпалка, следом тащилась баржа. Мы свернули на запад, к Баттерси, и Альварес перешел с трусцы на настоящий бег. Вряд ли он собрался выложиться на все сто. Просто упорно бежал вперед, и можно было подумать, что ему ничего не стоило несколько дней поддерживать вполне приличную скорость. Над нами высились уродливые многоэтажные жилые дома высотой в пятнадцать, а то и все двадцать этажей. Выросшие на волне строительного бума, они тесно лепились друг к другу. Вскоре я ощутила в крови прилив эндорфинов.

Альварес наверняка привык считать себя непобедимым. Самым умным в мире, готовым к любым свершениям. Я обогнала его. Теперь топот его кроссовок по мостовой раздавался позади меня. Он явно не желал отставать.

– Посмотрим, из какого теста ты сделан, – пробормотала я.

Позади нас исчез Ламбетский мост. Не знаю, как долго мы с ним бежали, но точно до тех пор, пока у меня не закололо в боку. Между тем Альварес продолжал нестись вперед, как локомотив. К этому времени богатая Квадратная миля[53] уже скрылась из виду. Теперь на крошечных балконах сушилось белье, окна первых этажей прятались за железными решетками.

Затем на мое запястье легла рука Альвареса.

– Ты меня угробишь, – задыхаясь, произнес он. – Я уже слишком стар для таких подвигов.

– Неправда. Честное слово, ты бы выдержал даже дольше, чем я.

– Шутишь. – Его дыхание сделалось менее надрывным. Он встал рядом с парапетом. Глаза его были такими же темными, как река у него за спиной. – Иди сюда, – сказал он.