Кладбище Кроссбоунз - Кейт Родс (2012)

Я в ужасе попыталась пошевелиться, но лодыжки и запястья были связаны веревкой, которая при малейшем движении больно врезалась в кожу. Тогда попыталась поднять руки – они тотчас же ударились о деревянную поверхность, которая, однако, даже не сдвинулась с места. Если это крышка какого-то люка, даже вздумай я брыкаться как мул, мне никогда ее не приподнять. Там на ней либо замок, либо сверху привалено что-то тяжелое.

Я перекатилась на бок и вытянула руки.

Мои пальцы коснулись другой стены, шершавой и колючей, как неошкуренная половая доска. Я была заперта в деревянном ящике, размером раза в два-три раза больше гроба, и единственным доступным инструментом для освобождения оставался мой мозг. Я попыталась дышать чуть медленнее, но это плохо получалось. Начни я дышать слишком часто, потеряю сознание, и тогда он сможет сделать со мной все, что угодно.

Когда лишен возможности двигаться, говорить или видеть, чувства обостряются до предела, время начинает играть злые шутки, двигаясь туда-сюда, как кулиса[62] тромбона. Не знаю, сколько у меня ушло времени, чтобы перенестись в прошлое. Но что-то неуклонно тянуло меня туда – то ли спертый воздух, то ли пыль, то ли резкий, химический запах страха.

Внезапно я увидела, как мой отец, придя домой, пропускает первый стакан. Он всегда выбирал самую дрянную выпивку – кулинарный херес или самое дешевое вино. Вкус его не интересовал. Он пил не ради удовольствия. Для него это была своего рода анестезия. Воспоминания нахлынули изо всех углов тесного ящика. Отец пил для куража. Маленький человечек, вымещавший комплексы на тех, кто еще меньше и слабее. По воскресеньям он тащил нас в церковь, в течение всей службы сидел, низко опустив голову, очищал совесть. Но стоило вернуться домой, как все начиналось сначала. Вскоре в чудовище превратилась и мать. Она орала на него каждое утро, пока он тоже не срывался на крик. Свое отвращение он вымещал либо на ней, либо на мне.

Брат неизменно бывал лишь зрителем. Наверное, именно поэтому ему нравилось у Бенсонов. Там больше экстрима, и он это сразу почувствовал. Два монстра, уничтожающих все вокруг себя. Шерил Мартин утверждала, что Уилл был их подручным, так что одному богу известно, чего он там насмотрелся. До сих пор я отказывалась представить, как он, прислонившись к стене, стоит и наблюдает за тем, как девушки просят пощады, как зовут мать. Возможно, он и потом стоял рядом, помогая Мэри завернуть труп в кусок черного пластика. При этой мысли к горлу подкатился ком тошноты, я попыталась отогнать от себя омерзительную картину.

И вернулась в настоящее. Спина пульсировала болью, но ноги пока еще слушались. Уперлась ступнями в деревянную стенку и из последних сил надавила. Увы, бесполезно. Та не подалась ни на йоту. Тогда притихла, и на меня тотчас роем налетели мысли. От них некуда деться.

Я поняла, что Лола, должно быть, мертва. Убийца освободил ящик для меня, а для этого он должен убить ее. Ее тело, по всей видимости, так и не найдено. Сейчас оно лежит где-нибудь на пустыре, и некому даже прикрыть ее раны. Лола наверняка обрадовалась бы тому, что произошло потом. Она всегда говорила, что у меня дурная привычка носить все в себе. После нескольких лет железного спокойствия я все-таки расплакалась и ревела, пока повязка не промокла насквозь.

Затем услышала шаги – медленные и осторожные, они долетали издалека, будто он шел за мной по длинному коридору. Я поняла, что люди имеют в виду, когда говорят, будто были парализованы страхом. Мои пальцы онемели, а когда попыталась вздохнуть, губы закололо мелкими иголками.

После этого услышала, как он возится с замком. Сердце забилось вдвое, затем втрое чаще. В следующую секунду крышка люка откинулась. Впрочем, я почти ничего не увидела, хотя, по всей видимости, был день, так как сквозь повязку просачивался слабый свет.