Гитлер и стратегия блицкрига - Трумбулл Хиггинс (2011)

Британская и французская военные миссии сравнительно низкого уровня прибыли в Россию без особой спешки и начали переговоры в тот же день – 12 августа, когда поступил ответ русских нацистам. Тем не менее со стороны русских в военных переговорах с англо-французской миссией участвовали самые высокопоставленные военные, во главе которых стоял министр обороны Ворошилов. В них принял участие генерал Б.М. Шапошников – начальник штаба советской армии после падения Тухачевского.

Деятельность западных военных миссий сдерживалась недоверчивым отношением политиков к Советскому Союзу, а также крайне пессимистичной оценкой военных возможностей СССР, тогда господствовавшей среди британских и французских военных. Например, по оценке британских военных экспертов, весной и летом 1939 года Красная армия, военно-морской флот и военно-воздушные силы настолько плохо оснащены техникой и так сильно пострадали от чисток офицерского корпуса, что не могут организовать сколь бы то ни было эффективное наступление в Польшу или Румынию. Такая явная недооценка еще более удивительна в свете уверенных успехов советской армии на Дальнем Востоке.

Если западные державы придерживались невысокого мнения о возможностях советских военных, то вскоре выяснилось, что у русских было намного больше оснований иметь невысокое мнение о возможностях английских и французских военных и планах, в особенности касающихся шансов организации наступательных операций на западе, необходимых для облегчения ситуации на Восточном фронте. Уже 13 августа маршал Ворошилов скрестил шпаги с британским генерал-майором Т. Хейвудом относительно наличия только шести британских дивизий для службы во Франции. Хейвуд ответил, и это было лучшее, что он мог сказать в сложившихся обстоятельствах, что Первую мировую войну Британская империя тоже начала шестью действующими дивизиями, но постепенно ее вклад в военные усилия союзников достиг уровня 100 дивизий. Однако именно то, что случилось с Россией до того, как Британия вступила в Первую мировую войну, больше всего тревожило Сталина. Как и французам, русским не повезло жить на собственном острове и иметь возможность готовиться к серьезной войне в удалении от всех.

После этой не предвещающей ничего хорошего увертюры, характерной для англо-русского диалога и в будущем, 14 августа Ворошилов перешел непосредственно к делу. Он спросил, может ли Красная армия действовать против немцев через польскую и румынскую территории, и заявил, что этот вопрос является чрезвычайно важным, по сравнению с ним все остальные являются второстепенными. Советский министр обороны заявил, что без точного и недвусмысленного ответа на него дальнейшие военные переговоры являются бессмысленными.

«Великая драма», как Гитлер совершенно правильно проинформировал своих слушателей в Оберзальцберге, в тот же день подходила к «кульминационной точке». Сталин, который, по словам Гитлера, больше не имел желания «таскать британские каштаны из огня», ничего не приобретал, но имел все основания опасаться войны, в том числе и победоносной Красной армии, если он выиграет. Что касается англичан, теперь Гитлер открыто признал, что они могут вступить в войну, несмотря на свою полную неготовность, но утверждал, что они не хотят долгой борьбы. В последнем безрассудный фюрер, очевидно, ошибался; он, вероятно, забыл, что другие тоже могут очертя голову бросаться в авантюры, особенно если их со всех сторон окружают вражеские ловушки.

Поздно вечером того же дня – 14 августа – по приказу Гитлера министр иностранных дел Риббентроп телеграфировал в Москву требование личной встречи с Молотовым и Сталиным. В осторожном ответе на следующий день Молотов поинтересовался у немецкого посла Шуленбурга шансами на то, что Германия употребит свое влияние на Японию ради улучшения отношений с Россией, а также возможностью заключения договора о ненападении между Германией и Советским Союзом.