Марадентро - Васкес-Фигероа Альберто

– Это же Венесуэла! – невозмутимо ответил венгр. – Вроде бы одна из наиболее важных нефтедобывающих стран в мире, а между тем на чертовой заправке – ни капли. Говорят, здесь, под Ориноко, располагается целое море нефти, но сегодня на ее берегах не найдешь бензина даже для зажигалки. Он будет завтра. – Он не сводил взгляда с Аурелии, и тон его голоса слегка изменился, когда он заметил: – Впрочем, неважно… Мне бы хотелось пригласить вас на ужин. Я убил пекари[15] и приготовил такое блюдо – пальчики оближешь, – весело сказал он. – Когда-то я был поваром.

– И сколько же профессий вы переменили?

Он снова рассмеялся:

– Слишком много! Но уверяю вас, как повар я был весьма недурен.

Поваром он действительно был очень даже неплохим, и ужин на речном берегу, накрытый под навесом рядом с костром, представлял собой настоящий банкет. Стало ясно, что «мусью» Золтан Каррас сумел приспособиться к жизни в сельве, научившись извлекать пользу из всего, что природа предоставила в его распоряжение.

– Кто-то в джунглях может умереть с голоду или отравиться, – сказал он. – Однако настоящий старатель знает, как выжить, не имея ничего, кроме ножа, и надеясь лишь на собственный опыт. А когда приходится выбирать, что нести на себе: провизию или лопату и суруки, – тот, кто выберет провизию, пропадет, потому что, когда наконец окажется на месторождении, работать без сурук все равно не сможет, а значит, его усилия пропадут даром.

– А что такое сурука? – поинтересовался Себастьян.

Венгр откинул брезент, покрывавший лодку, и показал набор круглых решет с сетками разной частоты, которые были аккуратно сложены на носу.

– Они нужны, чтобы просеивать породу: она проходит из одного в другое, через более крупные ячейки – в то, где почти сплошная сетка. Таким образом можно обнаружить, есть ли в материале какой-нибудь камень. – Он прищелкнул языком. – В сельве всегда можно убить обезьяну или змею себе на пропитание, но нигде не найдешь ничего, что заменило бы суруку. Я видел, как старатель выкладывал тысячу боливаров за штуку, тогда как в Сан-Феликсе они стоят не больше двадцати. – В его голосе послышалась хрипотца. – А еще я видел, как за них убивают. Гаэтано Сури поразили в самое сердце ударом мачете, потому что он отказался продать свои запасные.

– А кто его убил?

– Его кузен, Клаудио Сури. И никто не бросил ему упрека. Они вместе приехали из Неаполя, шесть лет бродили по приискам, и, когда наконец им представилась возможность разбогатеть, Клаудио лишился своих сурук во время обвала, а кузен отказался продать ему те, которыми не пользовался.

– Это еще не повод убивать человека.

– В Гвиане – повод. Гаэтано хотел вернуться богатым к себе в деревню и всем рассказывать, что кузен по-прежнему горбатится в Венесуэле, однако богатым вернулся Клаудио, а Гаэтано сожрали пираньи.

– Похоже, вы одобряете это убийство, – с упреком сказала Аурелия.

– В глубине души одобряю, – искренне ответил венгр. – Старатель, не способный оказать помощь не только другу, а любому другому старателю, попавшему в тяжелое положение, заслуживает того, что с ним случится дальше. Сельва – место очень суровое, и, если не проявлять хотя бы немного солидарности, мы станем хуже зверей.

– Никто не заставляет вас туда ехать. Есть более разумные способы заработать себе на жизнь.

– Например? Я был дальнобойщиком, солдатом, каменщиком, боксером, продавцом, стивидором и конторским служащим, и уверяю вас, что из всех способов заработать себе на жизнь самый разумный, единственный, который позволяет быть свободным, ощущать себя хозяином своих поступков и надеяться на то, что однажды твои усилия будут вознаграждены, – это быть старателем. – Он широко развел руки: это могло значить многое или не значить ничего. – Кто знает, вдруг Господь выбрал именно тебя, чтобы ты вновь нашел «Мать алмазов»?

– Кто такая «Мать алмазов»?