Сплетение - Летиция Коломбани (2017)

Вечером ей не спится. Снова и снова видит она мужчину с темной кожей. Ей хочется узнать, что же с ним было дальше, что сделали с ним жандармы. Может, избили? Выслали из страны? Она теряется в пустых догадках. Но больше всего ее мучит один вопрос: может, ей надо было вмешаться? Но что она смогла бы сделать? Джулия чувствует себя виноватой из-за пассивности. Непонятно, почему ее так волнует судьба этого незнакомца? Когда он посмотрел на нее, ею овладело странное чувство, раньше она ничего подобного не знала. Что это – любопытство? Сопереживание?

А может, что-то совсем другое, чего она не умеет определить?

Сара

Монреаль, Канада

Сара только что упала. В зале суда, посреди защитительной речи. Она вдруг умолкла, тяжело дыша и оглядываясь по сторонам, как будто внезапно перестала понимать, где находится. Потом попыталась вернуться к своей аргументации, несмотря на бледность и дрожь в руках, которые и выдавали ее состояние. Затем в глазах у нее потемнело, ей стало тяжело дышать. Сердечный ритм замедлился, кровь отлила от лица, будто река, покинувшая русло. И Сара рухнула со всего роста – как считавшиеся несокрушимыми башни-близнецы Всемирного торгового центра. Падение произошло в полной тишине. Она не вскрикнула, не позвала на помощь. Упала бесшумно, можно сказать, почти изящно, как карточный домик.

Когда она вновь открыла глаза, над ней стоял склонившись человек в форме врача «скорой».

– Вам стало плохо, мадам. Мы отвезем вас в больницу.

Мужчина сказал: «Мадам». Сара только-только приходит в себя, но эта деталь от нее не ускользнула. Она терпеть не может, когда к ней обращаются «мадам». Это слово обжигает, будто пощечина. В офисе все это знают – ее можно называть «мэтр», «мадемуазель», но только не «мадам». Какая она «мадам»? Два замужества и два развода давно уже нейтрализовали друг друга. А еще Сара ненавидит это слово за то, что оно говорит: вы уже не девушка, не мадемуазель, вы перешли в другую возрастную категорию. Ее также бесят анкеты, где надо помечать галочкой возрастную группу, к которой ты принадлежишь. Ей уже пришлось отказаться от замечательной группы «30–39 лет» и перейти в гораздо менее привлекательную «40–49». Сара и не заметила, как к ней подкралось сорокалетие. А ведь ей было сначала тридцать восемь, потом тридцать девять, но вот сорока она никак не ожидала. Не думала, что это наступит так скоро. «После сорока молодости уже нет», – она помнит, как прочитала эту фразу Коко Шанель в каком-то глянцевом журнале и как сразу его захлопнула. Она не успела тогда дочитать продолжение: «Но неотразимой можно быть в любом возрасте».

«Мадемуазель», – немедленно поправила врача Сара и села. Она попыталась встать, но мужчина мягким и одновременно властным жестом остановил ее. Она протестует, говорит что-то о деле, в котором выступает защитником. Дело срочное и очень важное – как всегда.

– Падая, вы поранились. Необходимо наложить швы.

Рядом с ней стоит Инес, сотрудница, которую она сама принимала на работу и которая помогает ей в ведении дел. Она сообщает, что заседание суда отложено на другой день. Она только что позвонила в офис, чтобы перенести ближайшие встречи. Инес, как всегда, действует быстро и эффективно: одним словом, не ассистентка, а само совершенство. Она кажется обеспокоенной, предлагает Саре поехать вместе с ней в больницу, но та отправляет ее обратно в фирму. Там от нее будет больше проку: надо подготовить вызов свидетелей на завтра.