Буря Жнеца. Том 1 - Стивен Эриксон (2007)

Кожа цвета выбеленной солнцем кости, испещренная красными прожилками на кистях рук, синяки вокруг костяшек, сетка глубоких порезов на коже до самой кости. Кулаки ободраны от сокрушительных ударов.

Фигура подняла голову и посмотрела на трех драконов, что парили высоко в небе среди клубящихся туч, то появляясь, то исчезая в дыму умирающего владения.

Приземистая фигура сжала кулаки, и из ее горла вырвался низкий рык.

Потом она двинулась дальше. Мимо последнего мертвого дракона, к началу холмов; самый большой из них был исковеркан, словно гигантский коготь процарапал сердце склона и пробил дыру, прореху в пространстве, в которую переливчатыми струями сочилась сила. Злобность этой энергии была очевидна по тому, как она пожирала края пробоины, кислотой въедаясь в скалу и валуны древнего уступа.

Хотя тот, кто последним проходил через дыру, пытался запереть за собой врата, залечить прореху в спешке невозможно: она вновь кровоточит.

Не обращая внимания на сочащийся из дыры яд, фигура подошла ближе. На пороге помедлила и обернулась на пройденный путь.

Драконья кровь спеклась в камень, в горизонтальные пласты, которые уже начали отделяться от окружающей земли, вставали на дыбы, образуя странные разодранные стены. Одна за другой они начали тонуть, исчезая из этого мира. Начали проваливаться, одна за другой. Чтобы появиться, в конце концов, прочными и непроницаемыми в других мирах, в зависимости от аспекта крови. Эти законы невозможно изменить. Старвальд Демелейн, кровь драконов и смерть крови.

Куральд Эмурланн, Владение Тени, первое владение, рожденное от соединения Тьмы и Света, содрогалось в предсмертной конвульсии. Далеко-далеко еще гремели гражданские войны, в других местах уже начался распад: громадные куски распадающейся ткани мира отрывались, падали и пропадали – чтобы излечиться или умереть. И все же пришлые еще появлялись там, как стервятники вокруг умершего левиафана, жадно отрывая для себя куски мира. И уничтожая друг друга в жестоких схватках вокруг останков.

Никто и представить не мог – никто, – что целое владение может погибнуть этаким образом. Что злобные деяния его жителей способны уничтожить… все. Миры продолжают жить – так считалось, так должно было быть – вне зависимости от действий тех, кто их населяет. Изодранная плоть залечивается, небо проясняется, и что-то новое пробивается из соленого ила.

Но не в этот раз.

Слишком много противоборствующих сил, слишком много предательств, слишком крупные и всепоглощающие преступления.

Фигура снова повернулась к вратам.

И Старшая богиня Кильмандарос прошла внутрь.

Разрушенные владения к’чейн че’маллей

после падения Силкаса Руина

Деревья потрескались от злого мороза, невидимым, но ощутимым саваном опустившегося на опустошенный лес.

Готос без труда шел по следу сражения, видя проявления атак двух Старших богов на дракона-одиночника; и яггут, проходя по полю битвы, нес с собой жестокий холод обряда Омтоз Феллак, пути Льда. Сделка есть сделка, как ты и просил, Маэль. Запереть правду на месте, оставить ее не просто воспоминанием. До того дня, как начнет дробиться сам Омтоз Феллак. Готос мельком подумал: а верил ли он когда-нибудь, что такое дробление не наступит? Что яггуты, во всем своем безупречном сиянии, вечно останутся единственными триумфаторами? Бессмертная цивилизация, а все остальные обречены…

Что ж, возможно. Когда-то он верил, что все сущее находится в конце концов под добрым присмотром заботливого всемогущества. И сверчки существуют, чтобы убаюкивать нас. И какой еще только мурой не были забиты его юношеские, наивные мозги тысячелетия назад!

Теперь, конечно, не то. Ничто не вечно. Виды вымирают. Верить во что-то иное – самоуверенность, продукт вольного эго, проклятие высшего самомнения.

Так во что я верю теперь?