Танго в стране карнавала - Кармен Майкл (2007)

Для меня феномен богатства в Рио-де-Жанейро определяется его относительностью. Оскорбителен не сам достаток — будучи австралийкой и живя в одной из самых богатых стран мира, я уж как-нибудь к этому привыкла, — нет, дело в вопиющем, бросающемся в глаза неравенстве. Есть что-то глубоко аморальное в том, как белые жители дорогих многоэтажек поглядывают на шаткие домишки в фавелах, явно не испытывая при этом ни малейших угрызений совести. И трудно трактовать подобное просто как болезнь роста. Построенный с использованием рабского труда, приютивший в свое время королевский двор Португалии, будто специально созданный для богатых и знаменитых, Рио-де-Жанейро с самого начала основан на неравенстве.

Самая вопиющая черта, заметная невооруженным глазом, это отсутствие среднего класса. Здесь нет обыкновенных обывателей, нет трудящихся, нет сколько-нибудь весомой промышленности. В целом городе есть только один производимый людьми ценный продукт, пользующийся спросом, — культура его беднейшего населения. Люди приезжают в Рио-де-Жанейро не зарабатывать деньги, а тратить их. Даже барабаны и тамбурины, игрой на которых прославились местные жители, произведены не здесь. Примерно треть рабочих мест в Рио относятся к тупиковой сфере неквалифицированных услуг. Получается, что есть город богатых и есть люди, которые их обслуживают.

Согласно статистическим данным, средний доход десяти процентов самых богатых людей Бразилии превышает средний доход беднейших десяти процентов в 57 раз — в Австралии разница между ними составляет 12,5 раза. Разница эта (в Бразилии) выглядит как среднегодовой доход в $ 37 534 и $ 656. (Это крайние показатели шкалы, возможно, они соответствуют доходам сельскохозяйственного рабочего в Пара и, скажем, топ-менеджера в Сан-Паулу.)

Возьмем пример Рио. Здесь минимальный доход составляет около 350 реалов в месяц, хотя удачливый официант или уборщица в центральном Рио получают порядка 600 реалов. На другом конце — экономист или юрист с ежемесячной зарплатой порядка 6000 реалов. Получается, что юрист зарабатывает в десять раз больше, чем обслуживающий его официант. Стало быть, у этого официанта практически нет никаких шансов хоть когда-то оказаться за столиком и после работы выпить пива рядом с юристом. У официанта и юриста нет шансов делать покупки в одном и том же супермаркете, а их дочери никогда не будут танцевать в одном ночном клубе. По сути, единственное пересечение между ними возможно, только если официант подаст юристу ужин в ресторане, или если его жену пригласят в дом юриста сделать уборку, или, в крайнем случае, если сын официанта соблазнит дочку юриста в Лапе во время Карнавала.

Социальные контакты между разными слоями населения здесь невозможны, что заставляет требовать если не уважения к идеалистическому принципу, согласно которому все люди рождаются равными, то уж хотя бы предоставления людям шанса чего-то достичь, если они прикладывают к этому усилия и усердно трудятся. Мне вспоминается телевизионное интервью с бразильской актрисой — она шокировала зрителей, сообщив, что, живя в Нью-Йорке, обходилась без уборщицы. Журналистка рот раскрыла от изумления и ужаса при мысли, что актриса своими руками подметала полы в своей собственной квартире.

— Но почему, дорогая?

— Я не могла себе этого позволить, — пожала плечами артистка. — В Америке труд уборщиц весьма высоко оплачивается.

Всем кариокам, богатым и бедным, свойственна этакая роскошная праздность, когда дело касается труда и производительности. Качество обслуживания в городе кошмарное, наличия коррупции никто не признает, а люди постоянно жалуются, что их прислуга ворует. Каждый мечтает получить теплое местечко на государственной службе, откуда их не уволят. Но трудолюбие и тягу к работе здесь не почитают за добродетель. «Как шикарно! — в восторге восклицал Густаво, когда я выходила на пляж. — Только очень шикарная женщина может отправиться на пляж во вторник утром!»