Залив Голуэй - Мэри Пэт Келли (2009)

Всякий раз, когда Майкл произносил слово «Патрик», что-то удерживало меня от того, чтобы прямо спросить его о брате. Посмотрев вниз, я увидела бабушку и Оуэна Маллоя, которые мирно сидели на каменном заборе и беседовали. Подходящий момент, чтобы раскрыть этот секрет Майкла.

— Майкл, а где сейчас Патрик?

Ответил он не сразу. Сначала молчал, а затем тихо заговорил:

— Я не знаю, Онора. Видишь ли, Патрик — добрейший и великодушнейший человек, который при этом прекрасно управляется на земле. Но он совершенно не выносит несправедливости, просто не может пройти мимо. Это целая история.

Последние лучи заходящего солнца скрылись в веренице облаков у горизонта. Если рассказ Майкла затянется, нам придется спускаться в Барну по крутой дороге в темноте, скользя и спотыкаясь. Но это был мой шанс узнать наконец об этом загадочном Патрике, и я не собиралась упускать такую возможность.

— Расскажи мне, Майкл.

Я села на остатки старого каменного забора, Майкл расположился рядом со мной, а Чемпионка принялась жевать зеленую траву, росшую на влажной земле.

— С чего же мне начать? — задумался Майкл. — Патрик привык странствовать. Иногда в пору сбора урожая он отправлялся даже в Шотландию. Он всегда работал больше всех среди бродячих безземельных батраков, хотя и был самым молодым из них. Мать с отцом надеялись, что он будет жить вместе с ними, но Патрик не мог осесть. Мальчишкой он никогда не был — сразу стал мужчиной. Мама рассказывала, что домой его привело только известие о моем рождении. Было это семнадцатого марта, в его собственный день ангела, в самый разгар посевных работ. Ему было двенадцать, а мне — два месяца. Мама говорит, что Патрик сразу подошел ко мне, и я повернулся к нему лицом. Он сказал, что у меня такие же голубые глаза, как у нашего отца. Брат улыбнулся мне, а я протянул ручонку и ухватил его за палец. Тогда он прикоснулся к моей щеке. Я засмеялся. «Я всегда хотел иметь брата», — сказал Патрик нашей маме.

— Ты одинок, — сказала я и взяла Майкла за руку. — Тяжело жить без дома.

— Это правда, — вздохнул он.

«У тебя будет родной дом, Майкл. Я устрою его для тебя. Обязательно. Здесь или где-то еще».

— Патрик был рад остаться жить с нами, — продолжал Майкл. — На фермах нашего прихода он нашел массу работы для себя. Каждый вечер приходил в кузницу посмотреть на меня. Однажды наша мать была в кузнице и разбиралась со счетами, а я забился в угол, прячась от сквозняков из двери. Мне тогда было семь или восемь месяцев от роду. У меня над головой располагались полки, на которых лежали упряжь — хомуты, уздечки, мундштуки — и длинные стержни железа. Тут вошел Патрик и сразу же направился ко мне. Мама говорила, что обычно он всегда останавливался, чтобы помыть руки, но в тот день почему-то сразу же подхватил меня. Едва он успел взять меня на руки, как рядом на дороге дилижанс «Бьяни» ударил колесом в колею. Бочки с портером сорвались с повозки и покатились прямо в стену кузницы — раздался сильный удар. Вся кузница содрогнулась. Деревянная полка была старой, а лежавшее на ней барахло — очень тяжелым. Все это — удила, упряжь, железные заготовки — с грохотом свалилось как раз на тюфяк, где всего несколько секунд назад лежал я.

— Ты бы погиб!

— Конечно! Я погиб бы, даже если бы там лежала лишь половина всех этих вещей! — подтвердил он.

— Ужасно, ужасно. Каково было бы твоей бедной матери! И каково было бы мне — без тебя.

— А если бы это и не убило меня на месте, то могло бы покалечить или испугать до потери рассудка, — сказал Майкл. — Добавь к этому еще и унижение из-за того, что во всем были виноваты бочки с портером.

— Не шути так, Майкл, — возразила я. — Он спас тебе жизнь. Патрик спас тебя.