Дочери смотрителя маяка - Джин Пендзивол (2017)

Я начинаю чувствовать себя здесь как дома. После стольких лет. Сколько уже прошло? Наверное, года три. Дни сливаются в один; сезоны быстро сменяют друг друга, и я потеряла им счет. Мне повезло – нашла такое место, где я хоть в чем-то могу оставаться независимой, чего я так жажду, и все же получать необходимую помощь. К тому же пришло время вернуться, оставив небольшую виллу на побережье Тосканы, которая была нашим убежищем более полувека. Мы выбрали ту, что была достаточно близко к воде, чтобы слышать крики чаек и шум разбивающихся о берег волн. Несмотря на это, я чувствовала, что Лигурийское море никогда не разделяло непостоянного настроения озера, что оно всего лишь замена дому. Мы были настолько счастливы, насколько можно было ожидать, будучи такой странной парой, укрывшейся от любопытных глаз окружающего мира. И каждая из нас оставила свой след, своего рода наследие. Конечно, мой совсем не такой выдающийся – всего лишь несколько книг, некоторые из них еще продаются в сувенирных магазинах и художественных галереях по всему миру.

Я сижу в папином кресле, шерстяной плед, который мы связали вместе с Эмили, покрывает мои колени. Я открыла окно, приглашая осенний бриз прогуляться по моей комнате.

Нужно быть осторожнее с чаем, чтобы не обжечься. Я пальцами исследую поднос, пробегаю ими по маленькому чайнику, нащупываю носик, ручку. Другой рукой нахожу чашку. Я считаю, пока наливаю чай. Я знаю, что нужно досчитать до пяти, чтобы налить полную чашку. Они, как всегда, положили мне два пакетика сахара, хотя мне нужна только половинка одного. Ложки нет на привычном месте, и я нахожу ее рядом с молочником. Покончив с этим, я подношу чашку к губам, легонько дую, больше по привычке, чем по необходимости, и делаю глоток. Вздыхая, я позволяю папиному креслу обнять меня.

Мне снилось, что я снова молода, мои волосы – цвета воронова крыла, глаза хорошо видят. В своих снах я танцую. Я снова на острове моей молодости, на черном вулканическом пляже Порфири, где озеро лижет берег, а ветер покачивает осоку. Я наклоняюсь, чтобы нарвать пучок золотистой ястребинки и солнечных лютиков и добавить их к букету из кивающих головками маргариток, уже зажатых в руке. Эмили тоже там, красивая молчаливая Эмили, которая всегда жила, будто находясь одной ногой в мире снов. Мы беремся за руки, две части одного целого, смеемся, и танцуем, и кружимся, пока не падаем на теплую землю, чтобы, затаив дыхание, смотреть на облака, летящие по летнему небу.

Но в последнее время в моих снах блуждает волк. Я вижу, как он смотрит на нас из просветов между деревьями. Он незаметно ходит туда-сюда между стволами березы и ели, потом обходит берег и наблюдает холодными желтыми глазами, как мы танцуем. Волк не пугает Эмили. Она смотрит на него, пока он не ложится на краю пляжа, выжидая. Но он тревожит меня. Я знаю, почему он здесь. Время еще не пришло. Но я уверена, что с каждым днем он подбирается все ближе, и ему требуется все больше времени, чтобы успокоиться и остановиться.

Это одна из причин, почему я решила, что пора вернуться к родным берегам озера Верхнее. Это место, несмотря на боль, несмотря на воспоминания, которые оно хранит, ближе всего к дому, к острову Порфири и маяку. Эмили хотела бы, чтобы я вернулась сюда.

Делаю еще глоток чая. Уже остыл. Лучи послеобеденного солнца струятся в окно, согревая меня больше, чем напиток. Я осторожно держу чашку на коленях и поворачиваюсь лицом к лучам, чтобы они меня обняли.