Путешествия по Африке - Василий Васильевич Юнкер (2010)

Женщины, разделившись на группы, ходили по зерибе, попеременно катались в пыли или кувыркались, делая вид, что чего-то ищут во всех углах, и непрерывно крича: «О, мой господин! Где Фадл’Алла? Ложь, ложь!» (что он умер), подлезали на четвереньках под соломенные крыши, время от времени перегруппировываясь и переходя дальше, под непрек-ращающийся вой, вопли и причитания.

В течение дня только женщины выражали свое горе, подчас вполне искреннее. Вечером раздались звуки барабана, что сделало празднество совсем уж сходным с празднеством «кун-го», и к церемонии присоединились также мужчины, мальчики, слуги и рабы Фадл’Аллы. Некоторые рабыни, по-видимому, близко стоявшие к покойному при его жизни, выражали свое горе с такой страстностью, что становилось страшно за них.

Сильно утомленный, я, наконец, заснул под моей противомоскитной сеткой, несмотря на громкие завывания, но на рассвете был разбужен шумом продолжавшейся церемонии. Удалившиеся на ночь в свои хижины женщины утром опять были вблизи меня, и я проснулся от причитаний перед моим ангаребом.

В это время вернулись из Ванди рабы и рабыни, бывшие с Фадл’Аллой в Ладо, и привезли его вещи. Непрерывное шествие женщин стало более организованным и стройным, они разделились на группы и шли гуськом, змееобразной линией переходя от одного двора к другому. Наконец, похоронное празднество превратилось в настоящий костюмированный бал. Женщины, которым удалось заполучить какую-ли-бо часть одежды или других вещей покойного, облачились в эти одежды и подчас выглядели просто комично. Можно было увидеть нагую женщину в жилете, другую — в длинном халате, третью — в рубахе покойного; одна из них вооружилась длинным абиссинским мечом Фадл’Аллы. Остальные украсили себя сорванными с изгороди вьющимися растениями; некоторые ходили в процессии с копьями, другие ограничивались палками или маисовыми стеблями. Если прибавить к этому, что участницы празднества посыпали головы пеплом, вымазали им лицо и тело и что во время сильного тропического дождя они валялись в грязи, то можно приблизительно представить себе вид этого беснующегося общества. Чем дольше длился этот шабаш, тем более он принимал характер веселья, — по крайней мере мне так показалось. Некоторые женщины действительно искренно горевали, но большинство имело равнодушный и даже веселый вид. Как не обрадоваться неожиданному случаю, прервавшему будничную скуку их жизни: они могли кричать, гримасничать, плясать и не работать. Благодаря этому последнему, я вдруг оказался на голодном пайке: до сих пор я получал пищу из кухни Фадл’Аллы или Мулазим-аги; первый умер, и его хозяйство было в беспорядке, а второй уехал, — так что я был вынужден сам, без повара, заботиться о питании своем и моих людей; в этом, однако, мне немного помогал Риган-ага.

Похоронные торжества длились четыре дня, и в течение этого времени ни я, ни кто-либо другой в зерибе не имел покоя. Я бы немедленно выехал в Ванди, если бы не ждал Ба-гит-агу, который, по моему предположению, должен был приехать в Кабаенди, чтоб сделать необходимые после смерти Фадл’Аллы распоряжения.

Я прождал несколько дней, но был вызван в Ванди письмом Багит-аги, так как состояние здоровья Коппа сильно ухудшилось и можно было ждать его кончины. Это сообщение меня не поразило, так как я уже давно сомневался в возможности его выздоровления, но все же не думал, что конец так близок, тем более что несколько дней тому назад получил от Коппа длинное письмо в несколько страниц. Я немедленно собрал все необходимое для отъезда утром следующего дня.