Путешествия по Африке - Василий Васильевич Юнкер (2010)

Труп был помещен в открытой галерее между другими хижинами, и над гробом был воздвигнут высокий холм. Опечаленный отец проводил там много времени и в знак траура коротко остриг волосы.

Двадцать седьмое сентября 1882 года было весьма знаменательно в истории моего путешествия как день въезда в новую станцию Земио. Работа, которую я наметил в Европе, была, наконец, завершена, и четыре тома дневников, которые я вез с собой, являлись предварительным ее результатом. С известным удовлетворением просмотрел я свои маршруты, которые, за небольшим исключением, начиная от Мешры-эр-Рек (апрель 1880 года) до настоящего дня не имели пробелов. Я мог отныне подумать о возвращении домой, что казалось мне недостижимой мечтой и мерещилось в бессонные ночи на одинокой постели во время болезни и среди тяжелых невзгод. Но сейчас все обстояло иначе. Я чувствовал себя снова сравнительно хорошо, а на юге и западе было еще так много интересного для изучения. Я чувствовал, что должен использовать благоприятные условия, если не хочу увезти с собой, как последний плод моего африканского путешествия, упрек самому себе. Я проверил состояние своего здоровья. Вообще, слово «здоров» для европейца в Африке — понятие по большей части весьма относительное. Легкие недуги — какое это сейчас могло иметь значение! Дизентерией и тяжелой формой малярии — болезнями, которые являются роковыми для большинства путешествующих по Африке, я никогда не страдал, и впоследствии они меня также пощадили. Взвесив свои возможности, я пришел к заключению, что мое положение достаточно хорошо. Ящики для запасов были наполнены снова (моя бережливость оправдала себя), и я даже был в состоянии снова, в случае необходимости, проявлять щедрость. Итак, в это утро я уже мечтал о новом путешествии в следующий сухой сезон и обдумывал новый маршрут в то время, как вместе с Бон-дорфом и Земио ехал к северу, к месту моего временного жительства.

Селение выглядело очень привлекательно, будучи расположено между группами масличных пальм. Сначала мы проехали мимо хижин Земио, которые, как и хижины его людей и некоторых живших там арабов, стояли за оградой. Затем я увидел несколько больших хижин, на крышах которых развевались русские флаги. Земио обосновался здесь недавно, поэтому все носило отпечаток новизны. Станции, возведенной Бондорфом, недоставало забора. Беглый осмотр моих помещений и расставленного в порядке на полках багажа вполне успокоил меня. Только разочарование в моих надеждах на получение писем с родины портило мое хорошее настроение. Последние письма из дому были написаны 1 мая 1881 года, и я получил их в декабре этого же года, будучи в округе абармбо; после этого в течение семнадцати месяцев я не имел ни одного письменного сообщения, а мои сведения о мировых событиях ограничивались полученными в Тангази газетами от декабря 1881 года. Эти грустные мысли были рассеяны моими старыми знакомцами и новыми подданными Земио, поспешившими ко мне и занявшими у меня остаток дня. Мои черные друзья сидели группами в тени масличных пальм, которые осеняли остроконечные крыши хижин. Когда зашло солнце, мы достали пестрые бумажные фонарики и большие, длиною в метр, смоляные факелы, привезенные из Мангбатту. При этом фантастическом освещении мы наполнили наши чаши европейским вином и коньяком. Гости также получили свою долю, а Земио принял участие в моем ужине, состоявшем из курицы под соусом со свежими лепешками кисра. Удовольствие было завершено берлинскими и каирскими папиросами.