Мутные воды Меконга - Карин Мюллер (2010)

Я вгляделась в лицо Тяма. Он совершенно точно был родом не из горного Вьетнама, и его одежда была ничуть не похожа на наряды хмонгов. Я готова была поспорить на что угодно, что языка хмонгов он не знает, впрочем, как и любого другого горного диалекта. Поскольку говорили мы по-вьетнамски, было ясно, что и знанием английского он похвастаться не может.

Тогда я сказала, что человеку, который так хорошо одет (имея в виду его выцветшую футболку и рваные шорты), не пристало ночевать в глинобитных хижинах и стирать в реке свои пожитки. Как бы мне ни хотелось воспользоваться его умениями проводника и наставника, не довольствуется ли он платой за услуги посредника (немалой) и моей вечной благодарностью?

– Ты знаешь чех? – спросил он вдруг.

Чех. Может, он имеет в виду чек? Дорожный чек? Кассовый? Чековые книжки? Или Чехова? Я была в растерянности.

– Чех и язык ихний, – раздраженно подсказал он.

– Нет, не знаю, – ответила я, чувствуя себя пристыженно.

Выяснилось, что он провел пять лет в Чехословакии, где изучал строительное дело… и женщин. Он завел себе по меньшей мере трех подружек; они все были высокого роста, пухленькие и из Европы. Благодаря им он убедился, что однажды азиаты будут править миром, потому что, как он ни старался, ни одна из них так и не забеременела, хотя вьетнамская жена за такой же срок нарожала ему шестерых шустрых сорванцов.

– Западный мир вымирает, – сообщил он мне.

Наши женщины бесплодны. Через несколько поколений все будет кончено: останутся лишь пустые дома и роскошные машины с ключами в зажигании. Тогда более приспособленные азиаты просто переедут на Запад и возьмут себе все эти никому не нужные богатства. Вот он, к примеру, уже присмотрел себе чудесный трехэтажный домик в Брно: если все пойдет по плану, он достанется его внукам.

Тям с сожалением посмотрел на меня; казалось, его удивило, что я совсем не беспокоюсь за свое будущее.

– Понятно, – сказала я, – но как насчет лошади?

Назавтра был рыночный день. Внезапно в городе появились сотни хмонгов и зао в лучших воскресных нарядах, и одного их вида было достаточно, чтобы на время забыть о поездке в горы на костлявых лошадях. Нашествие горных народностей, в свою очередь, привлекло толпы странствующих торговцев, которые разложили свои товары на длинных циновках в дальнем конце рынка и делали все возможное, чтобы выудить наличные как у туристов, так и у представителей племен.

Женщины-хмонги были все, как один, одеты в одежду из пеньки, выкрашенную в цвет индиго и расшитую невероятно сложными узорами. Зао не отставали, демонстрируя столь же замысловатую вышивку и огромные красные головные уборы, слоями закрученные на голове в толщину подушки; под ними скрывались их бритые головы. Стайки девочек-подростков отваживались прогуляться под руку вдоль прилавков с едой, одновременно привлекая внимание чудесными костюмами и отмахиваясь от любопытных руками и отворачивая лица. Попадались и груднички не больше трех недель: их матери прошли более пятнадцати миль, чтобы попасть на рынок. Малыши все время спали или смотрели на мир широко раскрытыми внимательными глазами. Я ни разу не видела, чтобы кто-нибудь из них плакал.

Почти все хмонги и зао были босиком; их стопы загрубели, как носорогова шкура. У тех, кто все же мог позволить себе обувь, был лишь один выбор – дешевые китайские сандалии по запредельной цене в девяносто центов. Одна сгорбленная старушка примеряла одну пластиковую пару за другой, с восхищением ощупывая жесткие ремешки; потом так и ушла необутая.