Мутные воды Меконга - Карин Мюллер (2010)

Мне был уже двадцать один год, и я была готова – по крайней мере, так мне казалось. С восторженными глазами и идеалистическими представлениями, льющими через край, я закатала рукава и отправилась улучшать мир. Я взялась за общину филиппинцев, подключив к работе свою взрывную энергию, берущую начало в убеждении, что я-то наверняка знаю, как всех осчастливить. Моя деревня должна была стать образцом для всего Филиппинского архипелага, да что там – для всего мира! Я поселилась с филиппинской беднотой и немедленно начала планировать: «Вон те участки рядом с пальмами обнести заборами под огороды; рядом с деревенской площадью построить школу и привязать наконец этих свиней, пока они не начали выискивать, чем бы поживиться в уборных…»

Если правда, что на ошибках люди учатся, то за те два долгих года я обрела мудрость древних. Сухопутные крабы сожрали верхушки моей помидорной рассады. Мои колодцы пересохли. Мой рисовый кооператив разросся до невиданных размеров и потерпел столь же невиданный крах. Мои моллюски утонули. Я сделала ставку совсем не на тех людей, слепо не замечая настоящих лидеров. Я впала в депрессию и вышла из нее лишь тогда, когда ко мне в гости приехала мама.

Мы поехали навестить еще одного добровольца – девушку, которая жила высоко в горах, в поселке маленького племени. За вечер до отъезда мы обе съели несвежую рыбу, и наутро мама явно не горела желанием лезть вместе со мной на крышу автобуса.

– Что, если я захочу в туалет? – спросила она.

– Я постучу по крыше, водитель остановится и подождет тебя, – успокоила я ее.

Через час мы неслись по просторам свежепосаженных рисовых полей. Из-под бурой грязи пробивались трехдюймовые ростки. С завидной невозмутимостью мама заметила, что вокруг – ни одного деревца, покуда хватает глаз, и вообще ничего, за чем можно было бы спрятаться. Я предложила попросить старушку, чтобы та пошла вместе с ней и расправила свои юбки, загородив маму от дорожных вуайеристов. Глядя на их удаляющиеся спины, я вдруг поняла, что мама перестала быть специалистом по экзотике. В какой-то момент случилось так, что мы оказались на равных в путешествии по жизни.

В конце концов мама села на самолет и улетела домой, я вернулась в свою деревню с новыми силами, готовая вернуться к работе и уверенная в том, что нужно лишь больше стараться – и успех непременно придет. Жители деревни отреагировали на мои начинания, подобно эластичной резинке: поначалу поддались, но постепенно стали сопротивляться все больше и больше, пока наконец мои усилия не стали причиной моего же краха, – и все стало в точности так, как и было раньше. Зато эти люди помогли мне встать на путь принципиально нового знания о себе, с новой системой взглядов, где нет абсолютных истин и понятий о том, что хорошо и что плохо, есть лишь разные способы существования.

Когда пришла моя очередь садиться в самолет и лететь домой, я без тени сомнения знала одно: не хочу больше быть винтиком в машине, насаждающей цивилизацию. Мне хотелось чего-то… иного. И я надела колготки и стала консультантом по менеджменту.

Моя зарплата выросла на четыре тысячи процентов. Я забыла два довольно редких восточных языка, выученных в совершенстве: теперь они не представляли никакой практической ценности. Завела корпоративный счет и записалась в фитнес-клуб, где за плату, эквивалентную моей зарплате в Корпусе мира, мне разрешили сесть на псевдовелосипед и крутить педали до бесконечности, колеся в никуда.

Через два года я пришла к доктору с жалобой на необъяснимую боль в пальцах и выяснила, что если продолжу работать по прежнему графику, просиживая за компьютером все свое время, то лишусь обеих рук. Я заработала хронический кистевой туннельный синдром и артрит сгибающей мышцы.

На операции ушло больше года, после чего я засомневалась в том, куда ведет беговая дорожка корпоративного мира с его непомерными зарплатами, никчемно потраченными жизнями и неизбежными червоточинами.