Мутные воды Меконга - Карин Мюллер (2010)

На сохранность могли рассчитывать лишь официальные кладбища для мучеников с их аккуратными рядами одинаково безвкусных мемориалов в форме космических ракет и неоригинальными эпитафиями. Но поговаривали, что даже под этими надгробиями скрываются пустые могилы, так как чиновники, ответственные за перезахоронения, нередко прикарманивали деньги и бросали кости гнить в джунглях.

Там покачал головой:

– Нельзя быть уверенным, что они не придут и не раскопают чью-то могилу. Мою мать это очень огорчало.

Он открыл второй альбом, с нетерпением теребя листы. Внутри были шесть папок с документами, аккуратно переплетенные, скрепленные и с печатями. На обложке каждой папки были идентификационные карточки с фотографиями Тама и членов его семьи.

Дважды они упустили шанс на спасение и новую жизнь: один раз, когда вертолет в последний раз поднялся с крыши американского посольства, и второй, когда американцы опубликовали список требований к претендентам на статус послевоенного эмигранта. Желающие должны были иметь за спиной пять лет лагерей, а Там провел в лагере лишь три года. Теперь, через долгие годы после падения Сайгона, брат, которому удалось тогда эмигрировать, протягивал семье Тама руку помощи, чтобы те смогли начать новую жизнь в стране надежды и мечты.

Вот только Там был уже не двадцатитрехлетним переводчиком, полным энергии и готовым активно прокладывать себе путь в будущее. За плечами у него остались два десятилетия упущенных возможностей. Эти годы он мог бы потратить на накопление пенсии, благоустройство дома и каникулы в Диснейленде, а вместо этого он искал угол, чтобы переночевать на улице, и копался в отбросах, чтобы найти хоть немного риса для детей. В свои сорок шесть лет, с седеющими висками и ломотой в коленях, ему придется начинать все с самого начала, имея в активе совсем немного: базовое знание английского и стремление к свободе, которое он так долго сдерживал и которое теперь приведет его через океан в незнакомую и пугающую страну.

Закрыв альбом, я села с Тамом и его семьей, потягивая липкую и сладкую вьетнамскую колу и отвечая на многочисленные вопросы. Стоит ли отправить детей учиться компьютерной грамотности, чтобы в американской школе они не чувствовали себя отставшими? Его жена учится украшать кондитерские изделия, чтобы потом зарабатывать этим на жизнь, – купить ли блендер в Сайгоне или подождать переезда в Калифорнию? Он всегда мечтал ездить на машине. Может, попробовать устроиться таксистом в одном из городов Западного побережья? Я слушала и кивала, украдкой оглядывая их крошечную лачугу, где не было ни телефона, ни нормального туалета, и понимала, что привыкнуть им будет очень сложно. Но я также знала, что не пройдет и года, как дети Тама станут лучшими в классе, а Там устроится таксистом и в конце концов купит себе машину и однажды вышлет приглашение соседским детишкам, которые сейчас сгрудились у двери поглазеть на иностранку. И это меня нисколько не удивляло.

Зато меня поразило лицо Тама. Оно было полно бесхитростного энтузиазма – он не меньше любого юноши готов был бросить вызов миру. Меня потрясло, что трудности и потерянные годы не оставили затаенной злобы на его лице. Там давно научился прощать. Он научился жить, не накапливая обиды и чувства вины. Научился ценить мир и возможности, выпадающие на его долю, откуда бы они ни взялись.

Это не Таму повезло отправиться в Америку. Счастливчиками были мы, американцы, потому что такому человеку, как Там, суждено было поселиться среди нас.