Богам божье, людям людское - Красницкий Евгений Сергеевич (2010)

Мишка задумался. Получалось, что Спиридон пошел на предательство — навел ляхов на Княжий погост, Хутора и, по крайней мере, еще на одно селище — просто со страха. Здесь, на Княжьем погосте, приставив ножи к горлу детей, ляхи заставили служить проводниками еще нескольких человек, но началось все, именно со Спиридона. Из невнятного шепелявого бормотания, перемежаемого стонами и всхлипываниями, Мишка понял, что сам Спиридон виноватым себя не считает, или не признает. По его словам, возле самого впадения Горыни в Припять на ладью напал целый ляшcкий флот. Двух гребцов и кормщика убили сразу, Осьму и кого-то из ребят ранили, но они сбежали с ладьи, бросив несчастного Спиридона одного на растерзание ляхам, и он, под пытками, вынужден был показать дорогу на Княжий погост. Теперь Матвей говорит, что следов пыток на теле приказчика нет…

— Так… Слушай, Моть, а стоять-то он сможет? Ну, хоть полчасика, выстоит?

— А чего ж не выстоять? Ноги-то у него как раз целы. — Матвей пожал плечами. — Только надо, чтобы его придерживал кто-нибудь… или головню горящую рядом держать.

— Головню?

— Угу. Прижигать, чтоб не притворялся, а то завалится и сделает вид, что без памяти. Слушай, Минь, а зачем надо, чтобы он стоял?

— Судить его буду. Лесовики, вишь, хотят его по своему обычаю деревьями разодрать, пришлось даже самострелами пугнуть, а я кой-чего поинтереснее придумал, только не знаю, выйдет ли.

— А чего придумал-то?

— Увидишь. Вон, Егор с Треской идут, сейчас опять про раздирание деревьями талдычить будут.

— Михайла! — заговорил десятник Егор, едва миновав отроков, охранявших Спиридона. — Чего ты эту гнусь бережешь? Отдай его дреговичам — и по справедливости будет, и нам возни меньше.

— Нет, дядька Егор, я его судить буду.

— А ну, хватит! Заигрался в сотника! Тут и постарше тебя мужи есть, и они решили…

— По возрасту, да! — перебил Мишка. — А по знатности, нет! Господин воевода Погорынский на том берегу Случи, все бояре там же, а из бояричей, старший я!

— Ты что, головой ушибся, соп… — Егор запнулся, так и недоговорив слово «сопляк».

— Я! — чуть напряг голос Мишка. — Я буду судить, я буду и ответ держать перед воеводой, а доведется, так и перед князем Вячеславом Владимировичем! Ибо сказано: «В смерти волен только князь!». И если он захочет узнать: был ли перед казнью суд, кто судил и как судил — отвечу! Князь меня знает и роду я не худого!

Мишкины аргументы оказались для Егора явно неожиданными, да тут еще и Треска сунулся не вовремя и не по делу — по-прежнему игнорируя боярича, он повернулся к Егору и спросил:

— Это что ж, у вас все сопляки такие борзые?

Егор зло дернул плечом и сказал, как отрубил:

— Иных в младшей дружине не держим! — помолчал и добавил уже другим тоном: — Верши суд… боярич. Бурея нет, но у Глеба в десятке Гурьян… тоже умеет. Я ему велю к тебе подойти.

Суд много времени не занял. Мишка сидел на крыльце боярского дома и выслушивал свидетелей — по паре человек с Хуторов, Княжьего погоста и из пленников, освобожденных на ладье. Попытки красочно живописать зверства ляхов, он пресекал с самого начала, интересуясь только свидетельствами предательства Спиридона. А сомнений в предательстве не осталось ни малейших — плененные на ладье ляхи подтвердили, что весь экипаж ладьи, кроме троих убитых, успел сбежать на берег, предварительно убив и ранив более полутора десятков нападающих, а Спиридона обнаружили забившимся под кормовой настил. Сгоряча его, конечно, поколотили, и он сам (сам!) предложил показать дорогу к богатым селищам, стоящим недалеко от берега Случи.