Аня из Зелёных Мезонинов - Монтгомери Люси Мод (1995)

— Да, я полагаю, что так, — согласилась Аня бесстрастно. — И я знаю, что меня нужно наказать. Ваш долг, Марилла, наказать меня. Не могли бы вы сделать это прямо сейчас, потому что мне хотелось бы, чтобы ничто уже не тяготило меня, когда я пойду на пикник.

— Пикник, вот еще! Никакого пикника тебе не будет! Это будет тебе наказание! И оно и вполовину не такое суровое, какого ты заслуживаешь!

— Никакого пикника? — Аня вскочила и схватила Мариллу за руку. — Но вы обещали! О, Марилла, я должна пойти на пикник. Я только для этого и призналась. Накажите меня любым другим способом, только не так! О, Марилла, умоляю, позвольте мне пойти на пикник. Подумайте, ведь там будет мороженое! Ведь у меня, может быть, никогда не будет другого случая попробовать мороженое.

Марилла освободилась от Аниных рук с каменным выражением лица:

— Можешь не просить, Аня. Ты не пойдешь на пикник, и точка. Ни слова больше.

Аня поняла, что тронуть Мариллу невозможно. Она заломила руки и с горьким криком бросилась лицом вниз на постель, рыдая и извиваясь в приступе безграничного разочарования и отчаяния.

— Да что ж это такое! — выдохнула Марилла, поспешно покидая комнату. — Кажется, ребенок с ума сошел. Ни один ребенок в своем уме себя бы так не вел. А если она не сумасшедшая, то окончательно испорченная. Ох, боюсь, что Рейчел была права с самого начала. Но я впряглась в этот воз и не должна оглядываться назад.

Это было тягостное утро. Марилла работала за троих и яростно скребла пол на крыльце и полки в молочне, как будто не могла найти другого занятия. Ни полки, ни крыльцо в этом не нуждались… но в этом нуждалась Марилла. Затем она вышла и вычистила двор.

Когда обед был готов, она подошла к лестнице и позвала Аню. Заплаканное лицо с трагическим выражением выглянуло из-за перил.

— Иди обедать, Аня.

— Я не хочу обедать, Марилла, — сказала Аня с рыданием в голосе. — Я не смогу ничего проглотить. Сердце мое разбито. Когда-нибудь вы, я надеюсь, почувствуете угрызения совести из-за того, что разбили его, Марилла, но я вас прощаю. Вспомните, когда придет время, что я простила вас… Но, пожалуйста, не уговаривайте меня есть, особенно вареную свинину с капустой. Вареная свинина с капустой — это такая неромантичная еда, когда человек в горестях.

Марилла, раздраженная, вернулась в кухню и излила свою скорбную повесть Мэтью, который, раздираемый чувством справедливости, с одной стороны, и своим беззаконным сочувствием к Ане — с другой, оказался несчастнейшим из людей.

— Конечно, не следовало ей брать брошку, Марилла, а потом отпираться, — признал он, скорбно взирая на свою порцию неромантичной свинины с капустой так, будто он, как и Аня, считал эту еду неподходящей в случае кризиса чувств, — но она совсем ребенок… такая интересная малышка… Тебе не кажется, что это слишком суровое наказание — не пускать ее на пикник, если ей уж так хочется пойти?

— Мэтью, ты меня поражаешь! Я считаю, что она у меня легко отделалась. А она, кажется, совершенно не сознает, как отвратительно поступила; вот что меня больше всего беспокоит. Если бы она действительно была огорчена, это не было бы так ужасно. Но ты, похоже, тоже этого совершенно не сознаешь. Ты все время ее оправдываешь… Я это вижу.

— Да ведь она такая маленькая, — слабо защищался Мэтью. — И потом, надо учитывать все обстоятельства, Марилла. Ты же знаешь, ее никто никогда не воспитывал.

— Хорошо, теперь за это взялась я, — отрезала Марилла. Эта отповедь, если и не убедила Мэтью, заставила его умолкнуть.

Атмосфера за обедом была тягостной. В хорошем настроении пребывал лишь Джерри Буот, батрак, и Марилла воспринимала его оптимизм как личное оскорбление.