Аня из Зелёных Мезонинов - Монтгомери Люси Мод (1995)

Два дня спустя Мэтью Касберта вынесли за порог его родного дома иунесли от полей, которые он пахал, и садов, которые он любил, и деревьев, которые он посадил. А Авонлея вернулась к своему прежнему спокойствию, и даже в Зеленых Мезонинах все постепенно вошло в привычную колею и работа выполнялась так же правильно и размеренно, как прежде, хотя и оставалось болезненное чувство невосполнимой утраты. Ане, прежде не знакомой с горем, было грустно, что это должно быть так — что они могут жить по-старому, хотя Мэтью уже нет. Она испытала что-то вроде стыда и угрызений совести, когда обнаружила, что восход солнца и бледно-розовые бутоны, раскрывающиеся в саду, по-прежнему приводят ее в восторг, что ей приятно, когда приходит Диана, и что веселые слова Дианы заставляют ее улыбаться и смеяться — короче, что прекрасный мир цветения, любви и дружбы не утратил ничего из своей способности пленять ее воображение и волновать ее сердце, что жизнь по-прежнему зовет ее тысячью настойчивых голосов.

— Мне кажется, что это предательство по отношению к Мэтью — находить удовольствие в таких вещах, когда его уже нет, — печально признавалась она миссис Аллан как-то вечером, когда они сидели вместе в саду дома священника. — Мне так его не хватает… все время… и все же, миссис Аллан, мир и жизнь кажутся мне необыкновенно красивыми и интересными. Сегодня Диана сказала что-то смешное, и я поймала себя на том, что смеюсь… Когда Мэтью умер, мне казалось, что я никогда больше не смогу смеяться. И я думаю, что не должна смеяться.

— Когда Мэтью был здесь, он любил слушать твой смех, и ему было приятно знать, что ты находишь удовольствие в том, что окружает тебя, — сказала миссис Аллан мягко. — Он далеко теперь, но ему все равно приятно это знать. Я уверена, мы не должны закрывать наши сердца перед исцеляющим воздействием, которое нам предлагает природа. Но я понимаю твои чувства. Я думаю, мы все испытываем то же самое. Мы отвергаем мысль о том, что что-то может доставить нам удовольствие, когда того, кого мы любим, больше нет здесь, чтобы разделить с нами это удовольствие. И нам кажется, будто мы не верны нашему горю, когда обнаруживаем, что вновь обретаем интерес к жизни.

— Я ходила сегодня на кладбище, чтобы посадить розовый куст на могиле Мэтью, — сказала Аня задумчиво. — Я взяла веточку от маленького куста белой розы, которую привезла из Шотландии и посадила его мать. Мэтью больше всего любил эти розы… они такие маленькие и душистые на своих тонких колючих стеблях. Мне было так приятно, что я могу посадить их возле могилы Мэтью, как будто я делаю что-то, что должно ему понравиться. Я надеюсь, у него есть такие же розы на небесах. Может быть, души всех этих маленьких белых розочек, которые цвели каждое лето и которые он любил, все собрались там, чтобы встретить его… Но мне пора домой. Марилла совсем одна, и ей грустно в сумерки.

— Боюсь, ей будет еще грустнее, когда ты уедешь в университет, — сказала миссис Аллан.

Аня не ответила; она попрощалась и медленно пошла назад, в Зеленые Мезонины. Марилла сидела на пороге, и Аня опустилась рядом с ней. Дверь в дом была распахнута; ее придерживала, не давая закрыться, большая розовая морская раковина; переливы ее гладких внутренних завитков вызывали в памяти море на закате.

Аня сорвала несколько веточек бледно-желтой жимолости и вколола себе в волосы. Она любила этот восхитительный, подобный воздушному благословению, слабый аромат; он поднимался над ней всякий раз, когда она делала движение.

— Доктор Спенсер заходил, когда тебя не было, — сказала Марилла. — Он говорит, что тот знаменитый окулист будет завтра в городе, и настаивает, чтобы я съездила и посоветовалась с ним. Я думаю, надо съездить — и дело с концом. Я буду более чем благодарна, если он сумеет подобрать мне правильные очки. Ты ведь не против остаться одна, пока меня не будет? Мартину придется отвезти меня, а здесь нужно кое-что погладить и испечь.