Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник) - Майкл Иннес (1938)

Дом, где расположено Общество трезвости в Пигге, выстроен в стиле раннего саксонского средневекового зала для собраний. Ведь это страна Шуна, где все дышит историей, а Пигг лежит, можно сказать, в тени аббатства Шун уже почти десять лет. Лоу-Суаффэм обозначает восточную границу этой необычной страны, и там любитель древностей может увидеть пару настоящих колодок для каторжников, так называемый позорный стул, к которому привязывали приговоренного к наказанию и на конце длинного бревна макали в воды реки, а есть еще маска позора и подлинный пояс верности, оставшийся со времен Крестовых походов. Книги в библиотеке прикованы к полкам цепочками. Литтл-Лимбер по другую сторону может похвастаться общественным приютом для бедных и узилищем – то бишь тюрьмой. Вызывает сомнение только подлинность коровника Кедмона[86] – места, где якобы родились первые стихотворные строки, когда-либо сочиненные на английском языке. Более мелкие поселения тоже имеют свои приметы неизменно исторического характера, и при этом везде вы непременно обнаружите латинскую тираду, заканчивающуюся словами: Donum Dedit Jusper Shoon Sacrosanctae Antiquitas Amator[87].

Англия пробуждалась, и солнце уже добралось до усиленных стальными опорами руин аббатства Шун, скользнуло лучами к подножию величественной западной башни, высветило холодный и голый бетон стен так и недостроенного монахами лазарета, не преминув заглянуть за занавеску, где храпел внушительного сложения ученый муж, которого звали доктор Буссеншут. Но солнце не интересует антиквариат, оно всегда устремлено в будущее, а потому, не задерживаясь, светило проследовало дальше, заставив жителей Снага открыть ставни. В расположенной рядом со Снагом «Испанской миссии» белоснежные стены слепили глаза (причем одна из них явно отличалась от остальных свежайшей белизной). Дружно завыли собаки, леди Пайк зазвонила в колокол и завела речь о бисквитах к завтраку, заставив быстрее шевелиться неуклюжих зулусок, работавших у миссис Бердвайр на кухне. Но солнце, ко всему равнодушное, уже миновало Колд-Финдон, протянув пальцы-лучи к Раст-Холлу, ощупало ими лиственницы в парке и вытянуло их длинные тени до границы пустоши.

Так наступало субботнее утро.

Джон Эплби открыл глаза и сразу вспомнил события минувшей ночи. Неужели после всех пугающих происшествий праздник продолжится? Вероятно, да. Это было сборище, которое, наверное, могло бы разогнать лишь появление катафалка на подъездной дорожке.

«И катафалки зачастят к твоим воротам вереницей», – вспомнилось Эплби. Поистине, Поуп – любимец мистера Элиота – не гнушался мстительных пророчеств. А Раст-Холл? Насколько прояснилась бы ситуация, если бы появились доказательства, что за всеми проблемами здесь стояли всего лишь заурядные чувства: личная неприязнь и злопамятность. Тогда следовало изучить семейную историю Элиотов вкупе с не совсем нормальной парой кузенов – неудачником Арчи и его литературными наклонностями, а также с виду кипуче-деятельным, но на самом деле до крайности ленивым и инертным Рупертом. Но рядом лежало столь же обширное пространство внесемейных обид и унижений, не говоря уже о корыстных интересах и личных амбициях целой группы людей, втянутых в орбиту столь выгодного бизнеса, созданного на основе Паука. Охваченный тоской Оверолл, сгорающий от нетерпения и предвкушения Кермод. Казалось бы, необъятное поле для исследования, но даже его громадность не внушала бы трепета, если бы точно знать, что им все и ограничивается. А других версий нет, и не надо выходить за его пределы.