Твердыня тысячи копий - Энтони Ричес (2011)

– Забирайся, Валерий Аквила, пора кончать с этим делом. Ну а ты, декурион, и так уже в седле. Кстати, конь неплохой, тебя прямо балуют здесь…

Все трое развернули лошадей, оставляя за спиной наблюдавших за ними офицеров и солдат. Проводив всадников взглядом, пока те не исчезли за гребнем холма, Лициний заметил:

– Что ж, могло быть хуже. Теперь слово за нашими ребятами…

Мартос покинул латинян, едва фрументарий двинулся в обратный путь. В такую минуту Арминий должен был находиться где-то неподалеку от своего хозяина, и действительно, германец обнаружился буквально в дюжине шагов. Он стоял со сложенными на груди руками, прямо-таки сочась неодобрением:

– Надо было задать им трепку. А то сдали друга, даже не пикнув. Стыдобище!

Вотадин покачал головой:

– У них его женщина. И поганец ясно дал понять, что случится при малейшем подозрении на попытку вызволить мальчишку.

Они кисло переглянулись. Помолчав, Арминий поделился мыслями:

– Это произойдет по-любому, будем мы сопротивляться или нет. Такое зверье понятия не имеет о чести.

– Хочешь сказать, за ними надо проследить?

Германец кивнул.

– Они, конечно, будут начеку, ожидая увидеть кого-то верхом, но на парочку немытых варваров, крадущихся вдоль лесной опушки, вряд ли обратят внимание. Тем более что мы будем держаться на отдалении.

Мартос фыркнул.

– На отдалении? Они в седле, а мы пешкодралом – и ты называешь это «на отдалении»? Ну да ладно, нечего время терять.

Он развернулся и чуть не врезался в Луго, который до сих пор как молчаливая башня высился за их спинами. Мартос полоснул по нему неприязненным взглядом.

– Чего ты хочешь, сельгов?

Тот слегка повел плечами, отчего под испещренной шрамами кожей заиграли канаты мышц, и вскинул боевой молот, который позаимствовал из растущей груды варварских трофеев. Во многом напоминая разукрашенное оружие Друста, этот молот смотрелся в ручище Луго чуть ли не игрушкой. Обратный обуху торец напоминал хищный клюв, а противовес на рукояти представлял собой толстый железный брусок, раскованный в полумесяц с зазубренной кромкой.

– Латинянин оставлять Луго жизнь, я платить долг обратно. А ты больше не звать Луго сельгов. Я теперь не иметь мой народ.

Князь поморщился, потуже затягивая ремень, и переглянулся с Арминием.

– Тебе решать, нужен он нам или нет.

Германец кивнул, опуская на землю круглый деревянный щит, чтобы тот не мешал своей тяжестью.

– Да я не против, тем более что сам остался нынче без роду и племени… Ну, хватит болтать. За мной, бегом!

Марк поклялся себе, что всю дорогу будет хранить ледяное молчание, однако хватило его едва ли на минуту. Зато Феликс лишь поглаживал холку Гадеса, словно прощаясь, так ничего и не сказав на всем пути до преторианца, даже когда молодого центуриона прорвало:

– Так тебе и вправду наплевать на жизни невинных людей, которых ты губишь, слепо выполняя волю хозяина?

Эксцинг изумленно воззрился на Марка, будто не мог поверить собственным ушам.

– А как, по-твоему, я должен поступать? Заявить второму лицу в империи, мол, извини, дорогой, но ты хочешь, чтобы я убил человека, чья вина лишь в том, что у него родственники подкачали? Может, прикажешь еще добавить, что его сын вовсе был не белой овечкой, которую зарезал беглец от правосудия, а, наоборот, всамделишным предателем, из-за которого едва не погиб целый легион? Мало того, при этом был утерян орел, а бульшего позора в военной среде и не бывает… А знаешь, за последние пару месяцев я таких историй наслушался вот досюда, причем большинство из них наверняка правдивы.

Марк презрительно хмыкнул:

– «Большинство»?

Эксцинг рассмеялся, запрокинув голову.