Королевство крыльев и руин - Виктория Шваб (2013)

Первая была простой: оказаться как можно дальше от Эли, чтобы не сделать чего-то такого, о чем он потом пожалеет.

Вторая была сложнее, и все тело болело от одной только мысли о подобном, но выбора у него не было.

Ему нужно было спланировать свою следующую попытку умереть.

XVIII

Два дня назад

Отель «Эсквайр»

«Я хочу верить, что есть что-то большее. Что мы можем стать чем-то большим. Черт, мы могли бы стать героями».

Виктору стало трудно дышать при виде неизменившегося лица Эли на газетном снимке. Это сбивало с толку: от Эли у него остался только мысленный образ десятилетней давности – и тем не менее этот образ идеально совпадал с тем, что был на газетной полосе, словно два экземпляра одного слайда. То же самое лицо по всем физическим параметрам… и в то же время – нет. Годы отразились на Викторе более явно, сделав его жестче, но и Эли они не оставили нетронутым. Он не выглядел повзрослевшим ни на один день, однако та заносчивая улыбка, которую он частенько демонстрировал в колледже, сменилась чем-то более жестоким. Как будто маска, которую он так долго носил, наконец спала, а таилось под ней вот это.

И Виктор, который так хорошо умел все разбирать на части и понимать, как они устроены… как он сам устроен… смотрел на фото и испытывал противоречивые чувства. «Ненависть» была слишком простым словом. Они с Эли были связаны – кровью, смертью, наукой. Они были похожи – сейчас больше, чем когда-либо. И ему не хватало Эли. Ему хотелось его увидеть. И хотелось увидеть, как он страдает. Увидеть глаза Эли, когда он, Виктор, зажжет в них боль. Хотелось добиться его внимания.

Эли был как заноза, вонзившаяся Виктору под кожу, и это было больно. Виктор способен был отключить все нервы в своем теле, но ничего не мог поделать с тем саднящим чувством, которое ощущал при мысли о Кардейле. В онемении самым неприятным было именно то, что оно устраняло все – но не это, не удушающую потребность травмировать, сломать, убить, которая обволакивала его, словно толстая пелена сиропа, так что он в панике возвращал физические ощущения обратно.

Теперь, когда он подобрался так близко, заноза словно вошла глубже. Что Эли делает здесь, в Мирите? Десять лет – большой срок. Десятилетие способно сформировать человека, полностью его изменить. Оно изменило Виктора. А что насчет Эли? Кем стал он?

Вик дернулся от внезапного желания сжечь снимок, разорвать в клочки – словно повреждение бумаги могло как-то отразиться на Эли… Но они, конечно, не могли. Ничто не способно ему навредить. И потому Виктор сел и отложил газету подальше, чтобы не поддаться соблазну ее испортить.

В газете Эли назвали героем.

Виктор захохотал на этом слове. Не только потому, что это было абсурдом, но и потому, что ставило вопрос. Если Эли действительно герой, а Виктор вознамерился его остановить, то не превращает ли это его самого в злодея?

Он сделал большой глоток спиртного, откинул голову на спинку дивана и решил, что его это не смущает.

XIX

Десять лет назад

Локлендский университет

Когда на следующий день Виктор вернулся домой с лабораторной работы, то обнаружил Эли за кухонным столом – вспарывающим себе кожу. На нем были те же спортивные брюки и толстовка, в которых Виктор видел его накануне ночью, когда наконец вернулся с прогулки, немного протрезвев и составив первые наметки плана. Теперь Виктор захватил шоколадный батончик, повесил рюкзак на спинку кухонного стула и плюхнулся на него. Вскрыв обертку, он постарался не обращать внимания на то, как пропадает аппетит при виде занятия Эли.

– А тебе сегодня не надо дежурить в больнице? – спросил Виктор.

– Это даже не сознательный процесс, – благоговейно прошептал Эли, проводя лезвием ножа по руке: рана заживала следом за движением ножа, цветком появляющейся и исчезающей крови, словно тошнотворный цирковой трюк. – Я не могу прекратить восстановление ткани.