В плену желания - Джорджетт Хейер (1962)

Генерал не проявил желания злоупотреблять гостеприимством хозяев дома. Сославшись на то, что ему еще предстоит проехать пятнадцать миль до своего дома, он удалился, как только допил одну чашку чая. Кит сопроводил его вниз по лестнице к поданному экипажу и уже собирался сказать Нортону, чтобы тот прислал к нему Фимбера, когда увидел, что верный, хотя и несколько деспотичный оруженосец ожидает хозяина на площадке лестницы, в том месте, где ступени расходятся направо и налево.

– Замечательно! Вот вы мне как раз и нужны, – негромко сказал мистер Фенкот, быстро поднявшись по ступеням и хватая камердинера за руку. – Фимбер! Мне надо срочно переговорить с братом. Прежде я назначал ему на десять, но ее светлость приказала подавать чай раньше, поэтому через полчаса все будет спокойно. Ступайте в домик и приведите его светлость в мою спальню.

– Мистер Кристофер! – сказал Фимбер. – Я как раз пришел сообщить вам, что его светлость уже сидит сейчас в вашей, точнее, в своей спальне. – Изрекши все это словно порицание, камердинер выпрямился и тихо добавил: – Я предупреждал его светлость, что подобный поступок является весьма неосмотрительным, однако вы знаете его характер, сэр. К тому же миссис Пиннер нянчится с его светлостью словно с дитем малым, которое из пеленок только-только переодели в платьице.[66] Она то и дело читает ему нотации, чем весьма действует его светлости на нервы. Невероятно глупое поведение, скажу я вам.

– Ну, это что-то новенькое, – промолвил Кит. – Дайте мне знать, когда Нортон унесет чайный поднос, вы, старый интриган.

Брата он застал в мрачном расположении духа. Эвелин задумчиво листал страницы последнего номера журнала «Джентльменз мэгэзин». Затем приподнял голову. Хмурое выражение тут же озарилось улыбкой.

– Только не брани меня, Кестер! С меня и Фимбера вполне хватит. Мне довелось мужественно сносить длиннейшие, скучнейшие нравоучения, однако, стоило делу дойти до стакана горячего молока перед принудительным отходом ко сну в восемь часов вечера, мне ничего не оставалось, как спасаться от Пинни бегством, – говорил Эвелин, нервно расхаживая по комнате. – Я долго думал, пока у меня чуть мозги не расплавились. Кестер! Наши дела безнадежны.

– Отнюдь, – возразил Кит. – Произошло кое-что такое, что всецело меняет ситуацию. Скажи-ка мне, Эв: ежели бы тебя не обременяли долги нашей любимой родительницы, ты решился бы взять себе в жены мисс Аскхем, а потом терпеливо ожидать, пока наш дядя, убедившись, что ты способен вести свои дела сам, не согласился бы отказаться от попечительства?

– Пожалуй, да, однако, учитывая, что я все же обременен…

– Больше нет, брат, – прервал его Кит.

– Что за вздор? – сверкнув глазами, воскликнул Эвелин. – Я уже говорил, Кестер, что ни при каких обстоятельствах не разрешу тебе посягать на то, что является моей ответственностью. Это мои обязательства, и только мои!

– Я не намерен посягать на твои обязательства, так что успокойся. Выслушай меня, Эв! Я принес новость, которая, уверен, тебе не особо понравится, однако с ней придется смириться. Маменька приняла предложение сэра Риппла и выходит за него замуж.

– Что?! – воскликнул как громом пораженный Эвелин. – Не может быть!

– Ты бы воспринял эту весть с еще бóльшим недоверием, доведись тебе присутствовать при том, как сэр Бонами сообщал мне сие известие. Господи всемогущий! Эв! Жаль, что ты этого не видел! Даже после оглашения смертного приговора, клянусь, он просто не смог бы пребывать в более подавленном состоянии духа. Я почти уверен: не он, а она сделала ему предложение.

– Господи! Только не это! – содрогнувшись, воскликнул Эвелин. – Как она могла на такое решиться? Как ты можешь думать, Кестер, что я позволю ей принести себя в жертву? Не думал, что ты считаешь меня столь презренным ничтожеством! Перестань щадить мои чувства!