Ночные легенды (сборник) - Джон Коннолли (2004, 2007)

Однако Бог дурачину не уберег, несмотря ни на молитвы, ни на держание рук при себе. Почерневшие пальцы Роя были раздуты, а лицо изуродовано темными вздутиями, красными по краям и лиловыми посередке. Одно из них расползлось на добрую половину лица, слив в щелку глаз и изуродовав губы в криво-улыбчивую гримасу. От этого обнажались зубы – вернее, то, что от них осталось и удерживалось гниющими деснами, которые полизывал уродливый язык, мелькающий в провале зева. Из ушей, ноздрей и с углов рта обильно сочилась черная, маслянисто-густая жидкость; она скапливалась на подбородке и оттуда скапывала на пол. Рой произнес что-то неразборчивое. Было единственно понятно, что он, стоя напротив, изгнивает заживо и плачет, потому что не может понять, отчего это с ним происходит. Он потянулся к Джерри, но тот попятился. Джерри не хотел, чтобы Рой к нему прикасался, ни под каким предлогом.

– Не дрейфь, Рой, – с пугливой ухмылкой приободрил он, – остынь. Я вызову помощь. Все будет нормалёк.

Но Рой затряс головой, отчего лицо и рубаху Джерри мелкой взвесью оросили сопли и черная кровь. Рой снова раскрыл рот, но слова не шли, а затем он крупно забился в судорогах, как будто изнутри него что-то рвалось наружу. Он грохнулся на пол, стуча головой по половицам так, что сместились игрушки на этажерке его мертвого племянника. Руки скребли пол, выворачивая из пальцев ногти. Затем вздутия на лице начали разрастаться, разбухать, колонизируя остатки незапятнанной кожи, сливаясь друг с другом в приближении смертного мига. А когда с лица исчез последний очажок белизны, Рой Бенсон прекратил содрогаться и застыл.

Пошатываясь, Джерри отстранился от мертвеца. Он потащился к двери, набрел на санузел и разблевался в раковину до судорог, до последнего першистого, мучительного выдоха. Смазав с лица тягучую слюну, он глянул в зеркало, уже предвкушая увидеть у себя на лице ту же жуткую, коверкающую черты черноту, что заживо пожрала Роя Бенсона.

Но увидел он не это. Взгляд почему-то упал на пепельницу возле унитаза. Она была полна окурков, из которых один еще дымился, и на глазах у Джерри испустил последний синеватый завиток дыма.

В этом доме не курили. Никто не курил, не пил и не бранился. Здесь лишь усердно молились и работали, а последние несколько дней гнили подобно лежалому мясу.

И тут до Джерри дошло, почему Бенсоны не позвали помощь. Здесь кто-то был. С тем чтобы смотреть, как они умирают.

II

Десятью днями позже и двумя тысячами миль восточней Ллойд Хопкинс проронил фразу, говорить которую не хотел никто: «Надо этот плужок заменить». Хопкинс стоял в своих новых форменных брюках, прилегающих к телу плотнее, чем хотелось бы. Брюки были новые, потому что одна смена одежды была в стирке, а вторая изодралась в ходе недавнего поиска пары заезжих туристов. В розыск на них подал Джед Уитон, хозяин уединенного истонского мотеля, после того как одна пара позавчера не вернулась с поездки на снегоходах к Широкой горе. Как оказалось, те двое (само собой, оба из Нью-Йорка), воспылав, видимо, желанием друг к дружке прямо на тропе, для остроты ощущений зарегистрировались в гостевом домике под вымышленными именами. Известить об этом Джеда Уитона они, понятно, не удосужились, а когда к ночи не вернулись в свой номер, Джед сообщил в участок, шеф которого Лопес организовал поисковую группу, в которую, помимо него самого, вошел его единственный патрульный офицер Ллойд Хопкинс. Была поставлена задача спозаранку начать поиски пропавших. Искатели еще ползали по склону, когда пропавшая пара, удовлетворив свои аппетиты, заявилась в мотель, чтобы расплатиться и собрать пожитки. По указанию шефа Джед задержал их отъезд до той поры, пока в городок не вернулся Лопес, и задал влюбленным трепку, которая только чудом не закончилась их избиением до состояния месива и вывешиванием на знаке при въезде в город в назидание другим.