Изгнанница. Поединок чести - Рикарда Джордан (2011)

Женевьева закусила губу, а потом произнесла:

— Сеньор Жером… вино…

Соломон нахмурился.

— Делай так, как считаешь нужным! — резко сказал он девушке. — Другие сочли бы за счастье…

Он обвел рукой зал, со всех сторон раздавались стоны и крики раненых.

София схватила кубок.

— Я дам ему вино с этим средством, — сказала она. — Если из-за этого его не пустят на небеса, значит, когда-то я встречу его в аду.

Фламберт нащупал ее руку.

— Этот ад, — прошептал он, — станет раем для меня.

София удивилась тому, что Женевьева не стала возражать. Она также ничего не сказала, когда София наполнила кубок и поднесла его к губам Фламберта. Девушка обняла его, когда он выпил содержимое. Она обнимала его и шептала ласковые слова утешения. Видно было, что боль не так терзала его. Наконец вошел священник.

— Тебе нужно уйти, — сказала Женевьева Софии, когда к Фламберту подошел высокий костлявый мужчина в черной тунике.

Софии он показался бледным и серьезным, словно сама смерть, а взгляд, который он на нее бросил, вряд ли можно было назвать дружелюбным. Девушку страшила мысль оставить рыцаря наедине с этим мужчиной.

— Разве я не могу остаться с ним? — нерешительно спросила она. — Могу я хотя бы вернуться, как только он… как только он исповедуется, или что там у вас делают? Это может… Лекарь сказал, это может длиться еще несколько часов, пока он…

Священник и Женевьева одновременно покачали головами, Женевьева с сочувствием, Совершенный скорее нехотя.

— Он примет крещение, — наконец произнес мужчина строго, — и навсегда отречется от плотских радостей. А вы, фройляйн, являете собой один из тех запретных плодов, которые до сего момента делали его жизнь греховной.

София сверкнула на него глазами.

— Мы никогда не делали ничего запрещенного! — заявила она. — И мы… Мы помолвлены с ним.

— Это также является грехом. Если бы мир был совершенным, мы бы перестали искать себе пару и производить на свет потомков. Ведь каждое новое создание содержит в себе еще одну неосвобожденную душу.

Изумленная София молча смотрела на священника. Она всегда слушала рассказы Женевьевы о своей вере вполуха. Совершенные были такими же, как католические священники или монахи. То, что их аскетизм должен быть примером для всех, казалось ей полной чушью.

Фламберт прикоснулся к ее руке, прежде чем она смогла что-то возразить.

— Пусть… Оставь нас, моя любимая, моя дама… Пришло время уйти, пришло время освободить душу. Даже из самых нежных оков…

— Но Фламберт… — София поднесла его руку к губам.

— Так вы собираетесь принимать крещение или нет? — раздраженно спросил священник. — Если да, девушка должна уйти. И что это такое? Вино?

Женевьева сунула кубок с вином подруге в руку и заставила ее отойти подальше. Между тем священник достал свое Евангелие и начал читать молитвы. София ощущала холод и опустошенность внутри, она устала до смерти, но также была зла на Господа и на весь мир. Стоит ли странная вера Фламберта того, чтобы умереть за нее? Чего вообще стоит любая вера? Или крепость? Или наследство?

Между тем стемнело, и София, выйдя из зала, наощупь спустилась по крутой лестнице в кухню и вышла в крепостной двор. Она надеялась, что никого не встретит, особенно пьяного рыцаря, — а таких было много после сражения. Она испуганно оглядела двор и при этом едва не споткнулась о поникшую фигуру, которая сидела на нижней ступени.

Дитмар.

В тусклом свете луны он выглядел каким-то по-детски потерянным. Мальчик, которого не пускают домой. Наказанный за какой-то глупый проступок и, возможно, так и не понявший, в чем его вина. София почувствовала, как вся ее ярость улетучилась. И внутри нее распространялось тепло. Она села рядом с Дитмаром.

— Он умер? — одними губами спросил юный рыцарь.

София покачала головой.