Дитя огня - Юлия Крён (2012)

Ее голос дрожал.

– Ты все еще желаешь мне добра? – спросила Матильда.

К ее удивлению, Эрин крепче сжала ее руку. В голосе этой женщины прозвучала печаль, но вместе с тем и решимость.

– Я была рядом, когда ты родилась. Кадха кормила тебя молоком, но ухаживала за тобой я. Когда тебя увозили в монастырь, я рыдала. Твоя мать уже давно выплакала все слезы. – Женщина ненадолго замолчала. – Авуаза думает, будто ты должна исправить то, что разрушилось в ее жизни.

– А что думаешь ты? – спросила Матильда, снова окидывая взглядом лес, который ей нужно было бы пересечь, чтобы вернуться к Арвиду.

– Я думаю, что ее желание все исправить повлечет за собой лишь новые разрушения. Некоторые раны никогда не заживают. С ними нужно научиться жить.

– Цветочный луг, – пробормотала девушка, – я помню цветочный луг на берегу моря. Ты знаешь, где он находится?

Эрин кивнула:

– Это мыс на западе, выступающий далеко в море. Когда-то Рогнвальд сошел там на берег и часто туда возвращался. Ему нравилось это место.

– А моей матери оно тоже нравилось?

– Тому, кто так долго отрицает свою ненависть, пока она не превращается в притворную любовь, не может нравиться никто и ничто. Авуаза утверждает обратное, но я думаю, что на самом деле ее не волнуют ни земли, за которые она сражается, ни дочь, которую она искала много лет. У нее сильная воля и невероятное упорство, но ее душа давно обледенела.

В глазах Эрин заблестели слезы: сейчас, как и тогда, она плакала об Авуазе. И о Матильде. Могла ли она ожидать от этой женщины большего?

– И что теперь? – спросила девушка.

Щеки Эрин были сухими.

– Теперь я тебе помогу.

Железо раскалилось докрасна. Еще чуть-чуть, и оно станет достаточно горячим, чтобы испепелить его кожу и тело. Арвид постарался приготовиться к боли, но знал, что у него ничего не выйдет. Эта боль будет страшной, не сравнимой с той, которую он испытывал раньше. Хоть это и было бессмысленно, но, когда мужчины схватили его, он напряг каждую мышцу и попытался обороняться. Их было слишком много, чтобы можно было им как-то противостоять: Арвид понял это сразу, но не смог не вмешаться, когда увидел, как они пытаются надругаться над старой крестьянкой. В отличие от мужчин, которые привели его сюда, она не убежала, а лишь смотрела на Арвида сочувствующим и в то же время благодарным взглядом. На лице предводителя воинов, напротив, не было никаких признаков человечности, когда он поднял кусок железа и неторопливо приблизился.

– Рассказывай нам все, что знаешь.

У Арвида пересохло во рту. Он не мог ни отвести взгляд от раскаленного железа, ни держать язык за зубами. Он говорил много и быстро, хотя пока сообщал только безобидную информацию – факты, о которых знал весь мир: где сейчас находится Ричард и кто помог ему бежать. Но Арвид догадывался: скоро он расскажет и то, что непременно должно остаться тайной: Бернард Датчанин тянет время, лишь изображает покорность и хочет выгнать Людовика из страны.

Брокард поднес железо еще ближе. Да, этот человек сможет выжечь из него правду. Когда тело Арвида обуглится, а в воздухе запахнет паленым, враг будет знать все, что известно ему самому. Неясным оставалось только одно: как долго гордость поможет ему выносить жар раскаленного докрасна железа и терпеть боль.

Арвид не был воином, которому эту гордость внушили строгим воспитанием. Он даже не был монахом, который ставил счастье других выше собственной жизни. Он был обычным человеком, который боялся боли и теперь молил о пощаде.

– Нет, – услышал он свой крик, – нет! Не делайте этого. Я вам не враг… Моя мать… В ее жилах тоже текла кровь франков, как и в ваших. И не простая кровь…