Фату-Хива. Возврат к природе - Тур Хейердал (1974)

Оставив в коттедже свое имущество, в том числе драгоценное ружье, мы со всей доступной нам скоростью заковыляли к единственной на всю долину бамбуковой хижине. В ней помещалась больница, которой заведовал чрезвычайно симпатичный и приветливый, стриженный ежиком санитар с Таити. Его звали Тераи, и он принадлежал к ставшим редкостью среди таитян чистокровным полинезийцам. Лицом, могучим телосложением и гордой осанкой он напомнил мне Терииероо, только помоложе возрастом. Услышав, что мы усыновлены вождем и получили имя Тераи Матеата, он горячо пожал руку своему тезке. Так у нас появился на Хива-Оа еще один друг.

В двадцать с небольшим лет, при среднем росте Тераи весил добрых сто килограммов, что не мешало ему быть страстным охотником и великолепным наездником. У себя на Таити он не один год проработал в больнице Папеэте. И явно не тратил время впустую. Бросив один взгляд на наши ноги, он сразу определил тропическую язву. Явись мы на несколько недель позже, объяснил Тераи, у Лив инфекция дошла бы до кости, и не миновать ей ампутации. В самом деле, бедная жительница Фату-Хивы, которая не отважилась плыть на шлюпке ни с патером Викториной, ни с нами, поплатилась за это одной ногой.

В окружении терпеливых островитян, пораженных всевозможными недугами — от зубной боли и безобидных порезов до венерических заболеваний, мы по очереди простерлись на лежанке, предоставив коренастому Тераи колдовать пинцетами и ланцетами.

Через какую-нибудь неделю нас уже не пронизывала острая боль от макушки до ступни при воспоминании о первом визите в бамбуковую больницу. Тераи поработал на совесть. Он резал, скоблил, удалял ногти, чтобы уберечь от инфекции кости, мазал нас желтовато-зеленой мазью из огромной банки. И нам стало заметно лучше.

Часть продуктов, купленных у Боба, перекочевала из нашей резиденции в домик еще одного нового друга, китайца Чинь Лу. За ширмой в его экзотической кухне уместился своего рода ресторанчик. Мы были единственными посетителями, но семейство Чиня составило нам компанию и потчевало вкуснейшими блюдами.

По истечении недели мы услышали, что «Тереора» снимается с якоря и по пути на Таити посетит ФатуХиву. Однако Тераи не разрешил нам возвращаться на свой остров. Дескать, необходимо продолжать лечение, если мы не хотим остаться без ног. Мы проковыляли на скалистый мыс, чтобы хоть поглядеть на «Тереору» и помахать капитану Брандеру, который никогда не сходил на берег. Заодно проводили друзей. Рыжая шевелюра француженки буквально искрилась от переполнявшей эту маленькую женщину энергии. Держась за руку обвешанного камерами фотографа, она крикнула нам «оревуар», и они прыгнули со скалы в качающуюся шлюпку, где их приняли в свои объятия Вилли и наши смуглые товарищи по плаванию.

Подняты паруса, «Тереора» выходит в море. Вилли, Иоане и другие фатухивцы стояли на палубе; на этот раз можно было не сомневаться, что они благополучно доберутся до дома с провиантом. Старая шлюпка Вилли с новыми заплатами плясала на буксире за кормой белой шхуны. Наши мысли летели быстрее ветра, и, сидя на скале, мы на миг представили себе, что любуемся чудесным видом из окна нашей собственной бамбуковой хижины в долине Омоа. Но тут же в памяти возникли жгучие комариные укусы и бамбуковая пыль, мы прогнали воспоминания и побрели на перевязку в больницу Тераи.

Между тем до Триффе наконец дошло, что в день приезда я стоял перед его домом с ружьем на плече. И встретив меня на дороге, он попросил предъявить документ, разрешающий носить оружие.

Я сходил в коттедж и гордо предъявил ему наш драгоценный экспонат. Объяснил, что на прикладе есть резьба Гогена, мы купили старое ружье как изделие искусства, у меня даже патронов нет.

Но для жандарма ружье — старое или новое — оставалось ружьем, хоть бы приклад украсил сам Рембрандт. У меня есть оружие и нет разрешения.