Фату-Хива. Возврат к природе - Тур Хейердал (1974)

Кажется, всерьез зовет. Как быть? Во-первых, у нас мешок с черепами, во-вторых, в хижине Тахиапитиани недолго подхватить какую-нибудь заразу. Среди мужчин, сидевших на корточках перед дверью, нам бросился в глаза один с разбухшими от слоновой болезни ногами. А что еще нас подстерегает? Но отказаться — значит, обидеть. И мы подошли к дому.

Едва мы ступили на паэ-паэ — каменную платформу, служившую фундаментом бамбуковой хижины, — как нам стало ясно, что приглашение было всего лишь вежливой фразой вроде наших «здравствуйте» или «добрый вечер». Следовало ответить: «Спасибо, мы сыты!» — и шагать дальше.

Поздно. Нам уже подвинули деревянные миски. Осторожно, чтобы не гремели черепа, я опустил мешок на землю, и мы сели на корточках рядом со всеми. Я надеялся, что в сумраке черепа в мешке сойдут за кокосовые орехи или горные ананасы. Но красавица хозяйка поспешила зажечь маленький светильник. К счастью, свет от колышущегося язычка пламени не развеял тьму под хлебными деревьями. Зато он достаточно хорошо осветил содержимое одной из двух больших мисок, которые поставили между мной и Лив. В кокосовом соусе лежали куски сырой и далеко не свежей рыбы. Другая миска стояла в тени, но мы по запаху сразу определили, что она содержит пои-пои — главное блюдо большинства полинезийцев.

Маркизцы готовили особенно острый пои-пои. В глубокие ямы в земле закладывали плоды хлебного дерева и накрывали широкими листьями. Плодам полагалось гнить и бродить год, а то и больше. Получившееся липкое тесто извлекали из ямы и толкли шлифованным каменным пестом; при этом иногда добавляли немного воды и куски свежих плодов. Ели его сырым. Запах маркизского пои-пои так силен, что нормальный нос за несколько километров учует, где идет пир. Островитяне уверяли нас, что они с детства настолько привычны к этому кислому месиву, что не могут без него обходиться.

И вот перед нами общая миска с пои-пои. Оставалось по примеру остальных запустить туда три пальца и надеяться, что вкус окажется лучше запаха. Темнота нас выручила. Мы больше копались в миске, чем ели.

Несколько псов подкрались к нашему мешку и стали принюхиваться. Вот некстати… К счастью, негромкое рыгание возвестило, что трапеза окончена, и собаки, как всегда, поспешили наброситься на остатки.

Спало напряжение, в котором мы сами были повинны. Мимо нас промелькнуло несколько детей; затем мы увидели, как в темноте исчезают чьи-то толстенные ноги. Малыши улеглись на панданусовой циновке в лачуге, оставив нас одних с хозяином и хозяйкой. Красивая пара: она — стройная, с длинными черными волосами до бедер, он — высокий крепыш. Цвет кожи, как у арабов или загорелых европейцев. Губы узкие, тонкие, нос с горбинкой. Строением тела и чертами лица супруги отвечали обычному для Полинезии прототипу, заметно отличаясь от негроидных меланезийцев и низкорослых плосконосых индонезийцев на континентальных островах, отделяющих Полинезию от далекой Юго-Восточной Азии.

Неожиданно после еды первой заговорила женщина.

— Вео — охотник, — сказала она, кивком указывая на мужа. — Вео хорошо знает остров.

Они перешли на шепот. Вео обнаружил пять больших пещер в отвесных скалах Ханахоуа — необитаемой долины за горами, куда по суше пройти нельзя, слишком круто. Ему удалось подняться к двум из этих пещер; они напоминали большие дома. У входа, преграждая путь, стоят огромные деревянные тики; за ними Вео рассмотрел множество старинных орудий, украшений и мелких божков из дерева и камня. Зная, что старые погребальные пещеры охраняются табу, Вео не решился входить.