«Морская волшебница», или Бороздящий Океаны - Джеймс Фенимор Купер (1830)

— Постойте! — нетерпеливо вскричал Ладлоу. — От вашего причала еще затемно отошла лодка и направилась в сторону города. Может быть, Алида уплыла на ней?

— Это исключено. У меня есть основания утверждать так… Короче говоря, Алиды там не было.

— Неужели несчастная, очаровательная, неблагоразумная Алида навсегда потеряна для нас! — не в силах совладеть с душевной мукой, воскликнул молодой моряк. — Сгинь, корыстолюбец! Вот до какого безумства довела жажда золота такую чистую — о, если бы я мог сказать чистую и невинную, — девушку!..

И, пока возлюбленный бурно изливал свое отчаяние в столь несдержанных выражениях, опекун прелестной беглянки вовсе растерялся от удивления. Хотя красавица Барбери всегда вела себя так безупречно и сдержанно, что даже поклонники оставались в неведении относительно ее чувств, наблюдательный олдермен давно подозревал, что пылкий, открытый и мужественный командир «Кокетки» занимал в сердце девушки больше места, чем флегматичный и нерешительный патрон Киндерхука. Поэтому, когда стало ясно, что Алида исчезла, олдермен вполне резонно решил, что она избрала простейший способ разрушить все его планы, поощрявшие домогательства богатого патрона, и бросилась в объятия молодого моряка. Законы колонии не чинили помех подобным бракам; и когда Ладлоу появился в «Сладкой прохладе», бюргер был твердо убежден, что видит перед собой человека, который уже стал или, вне всякого сомнения, вскоре станет его племянником. Но горе безутешного юноши не могло быть притворным. Олдермен был совершенно сбит с толку, не понимая, что же случилось с его племянницей. Им владело скорее удивление, нежели душевная мука; он подпер рукой массивный подбородок и погрузился в размышления.

— Неизвестность и тайны! — пробормотал он после долгого молчания. — Не может быть, чтобы упрямая девчонка играла в прятки со своими друзьями! В ней чересчур сильна нормандская кровь и фамильные черты де Барбери, как говорит глупый старый Франсуа, чтобы пуститься на такие шалости. Что она скрылась — это несомненно, — продолжал он, вновь осматривая пустые ящики туалета и открывая дверцы шкафов, — и драгоценности исчезли вместе с нею… Нет гитары… Нет лютни, что я выписал для нее из-за океана, отличной голландской лютни, которая обошлась в сотню гульденов… И все только что купленные… гм… обновки тоже исчезли. И бриллианты моей покойной сестры, которые я велел Алиде взять с собой для надежности на то время, пока нас не будет дома — их я тоже не вижу… Франсуа! Франсуа! Ты был верным слугой Этьена де Барбери, скажи, что сталось с твоей госпожой?

— Ах, мосье, — горестно отозвался камердинер, на чьем лице было написано неподдельное страдание, — она не сказать бедному Франсуа! Лучше мосье спросить капитана, он, может быть, знать…

Бюргер бросил на Ладлоу быстрый, испытующий взгляд и отрицательно покачал головой, тем самым выражая свое доверие молодому человеку.

— Пойдите и попросите господина ван Стаатса оказать нам честь своим присутствием.

— Не надо! — вскричал Ладлоу, делая камердинеру знак удалиться. — Господин Беверут! Вы должны терпимо отнестись к заблуждениям столь дорогого вашему сердцу существа, этой жестокой, порывистой девушки. Надеюсь, вы не откажетесь от нее теперь, когда она попала в беду?

— Я не привык отказываться от чего-либо, на что имею законное право, сэр! Гарантия этому моя честь. Но вы говорите загадками. Если вам известно, где укрылась моя племянница, признайтесь и дайте мне возможность принять надлежащие меры.

Ладлоу покраснел до кончиков волос и, поборов в себе гордость и огорчение, ответил:

— Бесполезно утаивать шаг, который соизволила совершить Алида. — Горькая саркастическая усмешка промелькнула у него на лице. — Алида де Барбери, видимо, сделала более достойный выбор, чем мы оба предполагали. Она нашла более подходящего ее вкусам и характеру друга, чем господин Стаатс или бедный офицер королевского флота!