Дым - Дэн Вилета (2016)

Проходит не менее четверти часа, прежде чем Ренфрю велит им войти. Их приветствует яркий золотистый свет газовой лампы; звук шагов глохнет в толстом ковре. Здесь собрались все наставники. Их семеро: Ренфрю, Фойблс, Хармон, Суинберн, Барлоу, Уинслоу, Траут, — но только трое имеют реальный вес. Ренфрю высок, хорошо сложен и относительно молод. Волосы и бороду он стрижет коротко и предпочитает носить темный приталенный костюм, который облекает его от шеи до щиколоток, словно футляр. На горле туго повязан белый шелковый шарф, удостоверяющий его добродетель.

Траут, директор школы, очень полный мужчина, носит брюки с такой высокой талией, что масса плоти между бедрами и ремнем полностью скрадывает короткую грудь, хотя та украшена пышными кружевами и рюшами. Недостаток шевелюры Траут компенсирует усами. Нос-пуговка едва заметен между полушариями красных щек.

И наконец, Суинберн, мастер религии. Ренфрю высок, а Суинберн — настоящий великан, хоть и покореженный возрастом. На нем головной убор и сутана соответственно сану. Та малая часть его лица, что видна окружающим, пестрит лопнувшими сосудами, по форме и размерам похожими на цветки чертополоха. Все остальное скрывает борода, длинная и густая.

Ренфрю, Суинберн, Траут: каждый из них, как говорят, вовлечен в дела, связывающие школу с парламентом и короной. Томас часто думает о том, чтобы запечатлеть их на холсте. Он хорошо владеет кистью. Триптих — вот идеальный формат, но пока он не решил, кого поместить в центре.

Ренфрю велит им садиться. Он указывает на два стула посередине комнаты и при этом не проводит между двумя учениками никакого различия. По сравнению со вчерашним испытанием от Джулиуса, весьма театральным, поведение Ренфрю выглядит почти небрежным. Наставники в зимних костюмах из камвольной шерсти стоят группами. У некоторых в руках чайные чашки; Фойблс жует печенье. Томас садится. Чуть поколебавшись, Джулиус следует его примеру.

— Вы знаете, почему вы здесь.

Это утверждение, не вопрос; Ренфрю отворачивается, еще не закончив фразы, и наклоняется к корзине, намереваясь что-то достать из нее. У Томаса есть несколько секунд, чтобы осмотреться. Он видит кожаную кушетку и медный канделябр; оконный витраж со сценами из Писания, на которых святой Георгий пронзает копьем горло дракона; картину с изображением охоты на лис под рябью облаков; видит шкафы, и двери, и буфет с тонким фарфором; он видит все это, но мало что осознает, поскольку мысли не слушаются его, кожа истерзана нервным зудом, ему тревожно. Страшно. Когда Ренфрю снова поворачивается к ним лицом, он держит в руках две ночные сорочки. Одну он вешает на спинку свободного стула, вторую расправляет на весу, демонстрируя пятна сажи, проводит по ним пальцами, определяя их консистенцию.

И начинает лекцию.

— Дым, — говорит он, — может быть разных цветов. Зачастую он прозрачный и серый, почти белый, и пахнет не сильнее зажженной спички. Есть желтый дым, плотный и сырой, как туман. Синий дым имеет резкий запах, как у прокисшего молока, и растворяется почти сразу после появления. Изредка мы видим черный дым, жирный и вязкий, прилипающий ко всему, чего коснется. Все вариации текстуры, плотности и цвета тщательно описаны в «Четырех книгах дыма», где приведена полная классификация всех сорока трех разновидностей. Установить точную причину появления каждой разновидности дыма гораздо сложнее. Играет роль не только нарушение, но и сам нарушитель. Тот, кто пал действительно низко, источает более темный и густой дым. Когда нравственный недуг заметно усиливается, он окрашивает все поступки человека. Даже самое невинное действие будет…

— Грех, мастер Ренфрю, — прерывает лекцию Суинберн. Его голос, привычный к службам с частотой три раза в неделю, звучит с характерной пронзительностью. Такой голос мог бы принадлежать человеку, съевшему мальчика, который царапнул ногтями школьную доску. — Это грех очерняет душу, а не болезнь.