Дым - Дэн Вилета (2016)

Томас кивает, но ответить не может: во рту у него разом пересохло.

Экскурсия — только о ней он и слышит с момента прибытия в школу. Это исключительное событие: ничего подобного не случалось почти тридцать лет. Судя по слухам, на возобновлении экскурсий настоял Ренфрю, которому пришлось выдержать яростное противодействие со стороны учителей, родителей и даже совета управляющих. В этом нет ничего удивительного. Мало кто из приличных людей рискнет отправиться в Лондон. Намерение повезти туда школьников кажется странным, а то и вовсе безумным. Звучали предостережения о том, что экскурсия подвергнет опасности всю школу, что ее участники могут вообще не вернуться.

Томасу до сих пор трудно шевелить языком.

— Я хочу ехать, — вот все, что он способен выдавить из себя, прежде чем зайтись в приступе сухого кашля. Но слова не полностью передают его чувства. Ему нужно увидеть Лондон. Мысли об экскурсии — единственное, что поддерживает его все последние недели. Услышав о ней, Томас сразу решил, что его пребывание в школе, наверное, имеет смысл, преследует некую высшую цель. Вряд ли он может точно сказать, чего ждет от поездки в Лондон. Наверное, какого-то откровения. Или объяснения того, как устроен мир.

Кашель сходит на нет, захлебывается в ругательстве:

— Эта сволочь Джулиус. Убил бы подонка.

У Чарли такое честное лицо, что больно смотреть.

— Если ты не сможешь поехать, я тоже не…

Томас прерывает его — мимо шествуют несколько учителей. Они оживленно беседуют, но переходят на шепот, поравнявшись с мальчиками. По лицу Томаса пробегает тень неприязни, за которой вновь следует бледный, тонкий дым. На секунду его язык окрашивается черным, но Томас проглатывает сажу. Если делать это часто, дыхательное горло огрубеет, а миндалины и все, что за ними, начнет темнеть. В классе естествознания есть стеклянная банка с человеческим легким — таким черным, будто его обмакнули в деготь.

— Погляди, как они шепчутся. Им это нравится! Нравится мучить меня неизвестностью! Разве нельзя было сразу все сделать? Сразу вынести мне чертов приговор!

Но Чарли мотает головой, наблюдая за учителями, которые толпятся около дверей.

— По-моему, они говорят не о тебе, Томас. Происходит что-то еще. Я заметил это раньше, когда ходил в привратницкую, чтобы проверить почту. Там был мастер Фойблс. Он беседовал с привратником Крукшенком, что-то выспрашивал. Оба чего-то ждали — кажется, послания. Причем важного. Фойблс выглядел очень взволнованным. Он все время повторял: «Ты мне сообщишь, да? В ту же минуту, как привезут». Словно боялся, что Крукшенк спрячет это — уж не знаю, что именно.

Томас размышляет над сказанным.

— Может, это нужно для экскурсии?

— Не знаю, — задумчиво отвечает Чарли. — Если да, лучше бы его привезли сегодня. Отложив экскурсию, они в конце концов вовсе отменят ее.

С ножом и вилкой он принимается за еду — так яростно, будто мясо чем-то обидело его. Гороховая размазня летит во все стороны. Томас, ругнувшись вполголоса, возвращается к своему обеду. Оставлять еду на тарелке запрещено правилами, это влечет за собой отдельное наказание, словно объедки — свидетельство выделения какого-то невидимого дыма.

Его вызывают после вечерней молитвы.

Посылают за ним не кого-нибудь, а самого Джулиуса. Томас видит издалека, через весь коридор, как тот идет — с ухмылкой на лице, чуть ли не пританцовывая. Джулиус не говорит ничего. Ну да слова и не нужны, достаточно жеста — взмаха рукой от груди, который заканчивается указанием на другой конец помещения. Джулиус изображает официанта, якобы приглашающего Томаса к столу. Потом он идет обратно, очень медленно, держа руки в карманах, и по пути велит младшим ученикам открыть перед ним дверь.

Он делает все, чтобы каждый знал о происходящем.