Брестский мир. Победы и поражения советской дипломатии - Джон Уилер-Беннет

Когда Керенский предпринял наступление в июне 1917 г., Гофман встретил его со спокойной решимостью и добился успеха. Выдержав удар русских армий в начале наступления, во время которого они растратили все силы, немцам не составило уже труда нанести мощный контрудар, в результате которого русская армия рассыпалась, словно карточный домик. К началу октября на Восточном фронте опять наступило затишье, и Гофман смог позволить себе спокойно наблюдать за тем, какое воздействие на внутреннее положение в России и всю внутриполитическую ситуацию будет оказывать вирус, привнесенный возвращением Ленина в Россию.

В эти ноябрьские дни у Гофмана было мало информации о том, что происходит за линией фронта в глубине России. Падение Керенского и приход к власти большевиков пока не укладывались в какую-то более или менее ясную общую картину. Гофман не знал о том хаосе, который бушевал там, в глубине, за линией русских окопов, в том числе и в столице. Он знал только то, что можно было спокойно перебрасывать войска на Западный фронт, где они были бы должным образом подготовлены и оснащены для выполнения новых задач. Что можно «выжать» из сложившейся ситуации, помимо этого довольно простого и очевидного шага, в располагавшемся в Брест-Литовске штабе главнокомандующего Восточным фронтом не знали.

Ситуация стала для них еще более запутанной и неясной, когда в ставку в Брест-Литовске стали приходить радиограммы, направленные по беспроволочному телеграфу за подписью какой-то неизвестной личности по фамилии Троцкий, в которых выражалось желание нового советского правительства заключить мир. «В настоящее время у нас нет ясного понимания, что происходит», – записал Гофман в своем дневнике утром 8 ноября; тем не менее он настоятельно рекомендовал федеральному канцлеру объявить о желании Германии вступить в переговоры о мире.

Эта неопределенность сохранялась до 13 ноября. Утром этого дня Гофман сделал в своем дневнике следующую запись: «Я не могу пока с уверенностью сказать, объявят ли они перемирие. У нас нет ясной картины того, что происходит во внутренней жизни России сейчас и что произойдет в ближайшем будущем».

Но к полудню того же дня пришли официальные предложения от Троцкого заключить перемирие, а также радиограмма от Крыленко о прекращении боевых действий по всему фронту. Наконец, появилась какая-то ясность и произошло что-то определенное; Гофман доложил об этом по телефону в Крейцнах Людендорфу.

«Можно вести переговоры с этими людьми?» – спросил Людендорф.

«Да, можно, – ответил Гофман. – Вашему превосходительству нужны войска, а это самый простой способ их получить».

То, что Четверной союз должен получить выгоду от сепаратного мира с Россией и попытается это сделать, было очевидным. Положение во всех четырех странах с военной, экономической и политической точки зрения никак нельзя было назвать удовлетворительным. Боевой дух немцев упал до опасно низкого уровня; появились очевидные признаки деморализации, которые с убийственной очевидностью в полном объеме проявились летом 1918 и 1919 гг. Восстание моряков в Киле вызвало очень большую тревогу у правящих кругов и оказало серьезное воздействие на настроения, моральное состояние и боевой дух страны и ее народа. Впервые реально ощутились сила и влияние партии независимых социалистов, что не могло не настораживать. Начались перебои с поставками продовольствия, которые упали до очень низкого уровня; многие люди голодали. Поставки фуража и кормов были также на низком уровне: урожай овса был просто плохим, а запасы сена, которые удалось заготовить, были весьма скудны. Запасы нефти находились на тревожно низком уровне; необходимо было срочно увеличить нефтяные поставки из Румынии. Многие районы страны ожидала перспектива остаться на зиму без электричества.