Справедливость. Как поступать правильно? - Майкл Сэндел (2013)

На первый взгляд, случай с заведенной на определенное время бомбой как будто подтверждает позицию, занятую в споре Бентамом. По-видимому, количество, численность составляет моральную разницу. Одно дело — согласиться с гибелью находящихся в шлюпке трех человек (что было бы ценой отказа от хладнокровного убийства одного мальчишки-юнги). Но что, если на карту поставлена жизнь тысяч людей, как в случае с бомбой? А если существует угроза сотням тысяч жизней? Утилитарист скажет, что в какой-то момент даже самому пылкому поборнику прав человека будет трудно настаивать на том, что морально предпочтительнее допустить гибель огромного числа неповинных людей, чем подвергнуть пыткам одного-единственного террориста, который, предположительно, может знать, где заложена бомба.

Однако случай с бомбой как тест утилитаристских моральных рассуждений вводит в заблуждение, сбивает с толку. Данный случай подразумевает доказательство, что численность имеет значение, что, если речь идет о достаточно большом числе человеческих жизней, нам следует преодолеть сомнения, вызванные мыслями о достоинстве и правах. А если это так, то мораль, в сущности и в конечном счете, сводится к исчислению издержек и выгод.

Но сценарий, предусматривающий применение пыток, не демонстрирует того, что возможность спасения жизни многих людей оправдывает причинение жестоких страданий одному невиновному человеку. Вспомните, что человека, которого подвергают пыткам для спасения жизни многих, подозревают в принадлежности к террористам, что он, в сущности, является тем, кто, по нашему мнению, заложил бомбу. Моральная сила доводов в пользу применения к этому человеку пыток очень сильно зависит от предположения, что этот человек каким-то образом несет ответственность за создание угрозы, которую мы теперь хотим отвратить. Или, если этот человек и не несет ответственности за бомбу, мы предполагаем, что он совершил другие страшные деяния, за которые заслуживает сурового обращения. Нравственные наития, действующие в случае с тикающей бомбой, сопряжены не только с издержками и выгодами, но и с не имеющей отношения к утилитаризму мыслью о том, что террористы — плохие люди, заслуживающие наказания.

Это можно понять четче, если изменить сценарий, избавив его от любого элемента предполагаемой вины. Предположим, единственный способ заставить подозреваемого в терроризме рассказать обо всем, что ему известно, — применение пыток к его дочери, которая ничего не знает о гнусных деяниях отца. Допустимо ли пытать ее с моральной точки зрения? Думаю, тут дрогнет самый закаленный, самый убежденный утилитарист. Но такой вариант гипотетического сценария, предусматривающего пытки, дает более верную проверку утилитаристского принципа. Этот вариант выводит за скобки интуицию, подсказывающую, что террористы в любом случае заслуживают наказания (независимо от ценной информации, которую мы надеемся вырвать у них), и заставляет нас оценить утилитаристский расчет по номиналу.

Город счастья

Второй вариант случая с пытками (вариант с применением пыток к неповинной дочери) напоминает короткий рассказ Урсулы Ле Гуин. Этот рассказ («Уходящие из Омеласа»[51]) повествует о городе Омеласе — городе счастья, где славят гражданские добродетели, где нет ни королей, ни рабов, где нет ни рекламы, ни фондовой биржи, где нет атомной бомбы. Чтобы мы не сочли это место слишком нереальным, писательница сообщает о городе еще одну подробность: «В подвале одного из самых прекрасных зданий Омеласа — или, может быть, в погребе одного из просторных частных домов города — есть комната. Ее дверь заперта, в ней нет ни одного окна». В этой комнате сидит ребенок, слабоумный, истощенный, лишенный внимания и заботы. Ребенок влачит свою жизнь в горькой нужде.