Хроника одного задания - Гончар Анатолий Михайлович

— Что встал? — буркнул шедший следом за Вахой угрюмый моджахед Далхан Алхазуров по кличке Шрам, прозванный так из-за большого, тянувщегося через всё лицо шрама. Сам Шрам говорил, что это «подарок» от схватившегося с ним в рукопашную русского спецназовца, но хорошо знающие Алхазурова люди утверждали, что шрам этот оставлен тюремной заточкой в бытность Далхана обыкновенным зеком. Но даже если это и соответствовало истине, то сейчас, годы спустя, сомнительно, что кто-нибудь прилюдно решился бы бросить Далхану в лицо обвинение во лжи. Шрам давно заматерел и славился своей лёгкостью на расправу со вставшими у него на пути. Без разницы, будь то свои или чужие.

— Да, вот… да тут, — залебезил Ваха, тыкая стволом прямо в куст, за которым сидел старший прапорщик Ефимов. — Показалось… может, русские?

Далхан не дал ему договорить.

— Топай давай, не задерживай других. Если так любопытно, ступай и посмотри, может что и найдёшь, мину ногой, например, — Алхазуров усмехнулся.

Ваха судорожно сглотнул. Напоминание о мине заставило его забыть о только что сделанном предположении. Русские… влезет же в голову. Да откуда здесь им взяться? Да они бы уже со всех стволов…

— Пошёл, пошёл! — снова поторопил Далхан, и едва не врезавшись в сгорбатившегося Ваху, встал, ожидая, когда тот стронется с места. Шахмалов ещё раз судорожно сглотнул и, решив не искушать судьбу, двинулся прочь.

Старший прапорщик Ефимов

Я не расслышал, что сказал один чеченец другому, хотя, похоже, говорили они на русском. Но после сказанных слов «горбатый» ссутулился ещё больше, тем не менее, упершийся мне в лицо ствол дрогнул, уполз в сторону, а державший его бандит отвернулся и подталкиваемый всё тем же шедшим следом бандитом, заторопился нагнать всё более и более удаляющуюся спину впереди идущего. Я же, когда грозившая непосредственно мне опасность миновала, убрал палец с курка, но ни мгновение на раздумывая, сместил мушку вправо, прицеливаясь в следующего.

А банда всё шла и шла. На четвёртом десятке я сбился со счёта и перестал считать. И так было ясно, что их много больше, чем нас. И каждый проходящий мимо пронизывал скрывающие нас кусты взглядом. И казалось, что многие замечают распластавшихся за ними разведчиков, но, не желая связываться, идут дальше. Я же видел каждый брошенный в нашу сторону взгляд, и мой палец, снова и снова ложившийся на спусковой крючок, немел в ожидание крика: «Русские»!

Это ожидание вымотало меня гораздо больше, чем свистопляска боя. И когда бандиты, наконец, прошли, и в лесу воцарилась небывалая тишина, я почувствовал себя абсолютно разбитым. Но привычка и необходимость действовать оказались сильнее изнурившей меня усталости. Мои обязанности за меня никто выполнять не собирался. Привстав, я повернулся к своему радисту.

— Костя, связь! — начав говорить, я почувствовал, что мои губы ссохлись. Шёпот сразу же поглотила окружающая листва, но меня услышали. Каретников, не поднимаясь на ноги, отполз в глубину кустов и, подтянув к себе рюкзак с радиостанцией, начал спешно готовить её к работе. Я же повернулся к Батуре, и чтобы быть наверняка услышанным, чуть повысив голос, скомандовал:

— Наблюдать! — после чего пополз к уже расправившему антенну Каретникову, и уже там, в кустах орешника поднялся на ноги. Фешник, добравшийся следом, встал рядом.

— Что собираешься передавать? — как будто невзначай поинтересовался он, и я ответил, даже не задумавшись над причиной этого вопроса.

— Надо вызвать артуху, — я уже успел снять координаты местности.

— Нет! — твёрдо возразил он. Чем заставил меня едва ли не вздрогнуть от дикости такого требования.

— Чёрт возьми, что происходит? — вознегодовал я, недоумевая от непонимания причины столь странного поведения этого навязанного мне в спутники «товарища».