Трон черепов - Питер Бретт (2015)

Двери не было – лишь лестница, ведущая в комнату, вверх, но в его нынешнем состоянии она служила ничуть не хуже тюремной решетки. Других выходов не наблюдалось, и ступени не уходили выше. Он наверху башни. Помещение было скудно обставлено. Прикроватный столик. Один-единственный стул.

Из лестничного колодца донеслись голоса. Джардир застыл, прислушиваясь. Его могли лишить короны и копья, но годы поглощения через них магии перестроили тело и настолько приблизили его к образу Эверама, насколько это доступно смертному. Он обладал зрением ястреба, нюхом волка и слухом летучей мыши.

– Уверен, что справишься с ним? – спросила первая жена Пар’чина. – По-моему, он собирался убить тебя на той скале.

– Не беспокойся, Рен, – ответил Пар’чин. – Он ничего мне не сделает без копья.

– Днем может, – сказала Ренна.

– Не со сломанными ногами, – возразил Пар’чин. – Все схвачено, Рен. Честное слово.

«Посмотрим, Пар’чин».

Послышался чмокающий звук: сын Джефа зацеловал оставшиеся протесты своей дживах.

– Тебе нужно вернуться в Лощину и присматривать за происходящим. Сейчас, пока у них не зародились подозрения.

– Лиша Свиток уже подозревает, – сказала Ренна. – Ее догадки недалеки от истины.

– Пока это только догадки – не важно, – ответил Пар’чин. – Продолжай играть дурочку, и пусть она говорит и делает, что угодно.

Ренна издала короткий смешок.

– А, ну с этим проблем не будет. Мне нравится ее бесить.

– Не трать на это слишком много времени, – сказал Пар’чин. – Охраняй Лощину, но не выделяйся. Укрепляй народ, но бремя пусть несут сами. Я появлюсь, как смогу, но только чтобы повидать тебя. Никто не должен знать, что я жив.

– Мне это не нравится, – возразила Ренна. – Муж и жена не должны жить таким манером, врозь.

Пар’чин вздохнул:

– Ничего не поделаешь, Рен. Я все поставил на этот бросок. Мне нельзя проиграть. Мы скоро увидимся.

– Ага, – отозвалась Ренна. – Я люблю тебя, Арлен Тюк.

– Я люблю тебя, Ренна Тюк, – сказал Пар’чин.

Они снова поцеловались, и Джардир услышал быстрые шаги: женщина спускалась из башни. Пар’чин же начал подниматься.

Джардиру на секунду пришла в голову мысль притвориться спящим. Возможно, он что-нибудь узнает, выгадает элемент неожиданности.

Он покачал головой: «Я Шар’Дама Ка. Прятаться – ниже моего достоинства. Я взгляну Пар’чину в глаза и выясню, что в нем осталось от человека, которого я знал».

Он сел потверже, приняв взрывную боль в ногах. Когда Пар’чин вошел, Джардир смотрел невозмутимо. Пар’чин был одет в простую одежду – почти как при первой встрече: вылинявшая белая рубашка и заношенные портки из грубой ткани; на плече – кожаная сумка вестника. Ноги босы, штанины и рукава закатаны для демонстрации кожных меток. Песочные волосы были сбриты, и памятное Джардиру лицо едва узнавалось под метками.

Джардир ощутил мощь этих символов даже без короны, но сила далась немалой ценой. Пар’чин больше смахивал на страницу из священного свитка о метках, чем на человека.

– Что ты с собой сотворил, мой старый друг? – Он не хотел говорить это вслух, но слова вырвались сами.

– Нужна недюжинная выдержка, чтобы называть меня так после того, что ты сделал, – ответил Пар’чин. – Это не я сотворил с собой. Это ты сотворил со мной.

– Я? – изумился Джардир. – Я взял чернила и осквернил твое тело?

Пар’чин покачал головой:

– Ты бросил меня умирать в пустыне без оружия и каких-либо средств выживания и знал, что меня выпотрошат, перед тем как я достанусь алагай. Мое тело было единственным, что ты оставил мне для меток.

Эти слова исчерпывающе ответили на вопрос Джардира о том, как удалось выжить Пар’чину. Умозрением он увидел друга в пустыне – одинокого, иссохшего и окровавленного, вынужденного голыми руками забивать до смерти алагай.

Это было блистательно.