Озеро тьмы - Рут Ренделл (1994)

Именно в эту квартиру, в Кромвелл-корт, номер 7 по Чемели-лейн, он теперь вошел, испытывая ту же радость, которую испытывал всегда, когда возвращался к себе. Здесь приятно пахло свежестью и чистотой — новым текстилем, полировкой для мебели и пеной для ванн на травах. Мартин Урбан держал все внутренние двери открытыми — комнаты были безукоризненно чистыми, и поэтому когда вы переступали порог квартиры, создавалось впечатление, что попадаешь в фотографию с обложки цветного приложения к газете «Дом и сад». По крайней мере, он на это надеялся — втайне, поскольку предпочитал держать подобные мысли о своей квартире при себе, а нового гостя просто проводил через гостиную к венецианскому окну, чтобы показать панораму Лондона, расстилавшуюся далеко внизу. Если гость решал сделать комплимент стеклянному кофейному столику в оправе из латуни и стали, шведскому хрусталю или репродукциям картин в рамках, образцам югославского наивного искусства, он лишь скромно благодарил. Мартин слишком сильно любил свой дом, чтобы открыто проявлять свои чувства, и, испытывая благодарность неизвестно кому, боялся искушать судьбу. Временами ему снилось, что у него все это отбирают и вновь навечно водворяют на Копли-авеню.

Мартин включил две настольные лампы с белыми абажурами и ножками, сделанными из бело-голубых кувшинов из-под имбирного пива. Кресла были ротанговыми, с мягкими сиденьями, а софа — или французская кровать, как назвал ее продавец мебельного магазина, — всего лишь диваном с двумя подушками сзади и двумя по бокам. Теперь, выиграв большие деньги, он сможет заменить все это настоящим мягким гарнитуром, возможно, из золотисто-коричневой кожи.

С кофейного столика Урбан взял листок бумаги, лежавший между пепельницей с греческим узором вдоль края и хрустальным яйцом с изображением Козерога — его знака Зодиака, и стал изучать список, составленный предыдущим вечером. Тот состоял из четырех имен: Сума Бхавнани, мисс Уотсон, мистер Дипден и невестка мистера Кохрейна. Напротив последней Мартин поставил знак вопроса. Он сомневался, подходит ли она для того, что он задумал, и кроме того, еще нужно выяснить ее имя. Кое-какие сомнения также имелись и по поводу мистера Дипдена. Но в Суме Бхавнани Мартин был абсолютно уверен. Он зайдет к Бхавнани завтра, заглянет к ним после того, как увидит Тима Сейджа.

Мартин подошел к окну. Купола и башни Лондона, черные и блестящие, висели в небе подобно декорациям какой-то феерии. Он потянул за шнур и, сдвинув шторы из темно-зеленого бархата, закрыл пейзаж. Тим Сейдж. Уже несколько дней — на самом деле с тех пор, как узнал, что должен получить прибыль от своего пятого участия в тотализаторе Литтлвудс, выиграв первый приз, — он старался не думать о Тиме Сейдже, но теперь придется, потому что завтра Тим придет в контору, чтобы поговорить о подоходном налоге. Это будет их первая встреча за две недели, и до трех часов завтрашнего дня Урбан должен решить, что делать.

Что же ему делать? Мартин подавил желание признаться матери, что обязан рассказать о своей удаче еще одному человеку, но лишь потому, что не хотел обижать ее, а не из-за сомнений в том, как следует поступить. Позволив себе думать о Тиме, он сразу понял, что Сейдж должен знать. Задумчивый взгляд Урбана переместился на блестящий темно-зеленый телефон. Нужно прямо сейчас позвонить Тиму и все рассказать.

Отец любил повторять, что не следует звонить по телефону после половины одиннадцатого вечера и до девяти утра — за исключением чрезвычайных ситуаций. Теперь было без десяти одиннадцать, а ситуацию никак не назовешь чрезвычайной. Кроме того, Мартин не привык звонить Сейджу домой. Он никогда этого не делал. Судя по туманным намекам самого Тима, семья у него была странной, не говоря уже о домашней обстановке, и поэтому неизвестно, кто возьмет трубку. Дом Тима не похож на этот, где все открыто, честно и безупречно чисто — в прямом смысле этого слова.