Сын охотника на медведей. Тропа войны. Зверобой (сборник) - Джеймс Фенимор Купер, Майн Рид, Карл Май (1841, 1857, 1887)

– А вы не знаете? Постыдитесь! Кампе – это же известнейшая личность! Он потерпел крушение, был выброшен на остров и остался там совсем один. Потом, правда, появилось несколько туземцев, которых он прозвал Понедельником, Вторником, Средой и Пятницей. Неужели вы не читали этой прекрасной книги?

– Да нет, конечно, читал, – ответил Джемми под общий хохот. – Теперь я понял, кого вы имели в виду – Робинзона.

– Робинзона? Хм, да, он тоже там был.

– Естественно, он там был, ведь он – главный герой!

– Главный герой? Послушайте-ка! Тут вы опять ошибаетесь. Главный герой был Кампе.

– Ну, не будем спорить. Собственно говоря, Кампе тоже не на вторых ролях в этом романе, поскольку он его написал.

– Да, и если бы он не был на острове, то ничего не смог бы написать о нем.

– Ладно, но вот о Понедельнике, Вторнике и Среде я ничего не читал.

– А причина простая – ваша эпидемическая невнимательность, с которой вы все делаете. Как мне кажется, вы пролистали лучшие страницы этой книги. Кампе не мог не упомянуть о первых трех буднях недели. Такому храбрецу доверяют, он не стал бы нарушать хронологический порядок времени. С такой троекратной ошибкой он не нашел бы ни одного издателя для книги. Но продолжайте! Как же вы тогда играли роль Кампе?

– Охотно продолжаю. Поначалу я немного растерялся, но потом понял, что мне нечего опасаться, ибо мой остров возвышался над берегом, а стало быть, не мог оказаться под водой. В любом случае надо было дождаться утра. Естественно, мне не давала покоя мысль о лошади. Если ее смыло потоком, то она погибла, а без нее и мне конец. Не мне вам объяснять, что означает для вестмена потеря лошади в таком положении. Мысленно теша себя надеждой на врожденный инстинкт своей кобылы, я медленно побрел к своему ложу. Неожиданно мне показалось, что впереди промелькнула чья-то тень, исчезнувшая в хижине, но я не придал этому особого значения и снова улегся спать.

Напрасно я не обратил внимание на это обстоятельство, потому что в хижине-то был не кто иной, как медведь! И его наводнение застигло врасплох. Ладно, решил я, только бы он лежал себе спокойно в хижине, а иначе как пить дать произойдет «битва народов», как под Лейпцигом![39] К счастью, он вел себя тихо. Заснуть я уже, конечно, не смог, просто лежал и в те паузы, когда ветер задерживал дыхание, весь обращался в слух. Вышел ли зверь из хижины? А вдруг мне все это почудилось? Или это не медведь, а другой зверь? В любом случае надо убираться отсюда как можно быстрее. Я взял ружье в одну, а одеяло – в другую руку и тихо пополз к противоположному концу острова, где потом лег таким образом, чтобы постоянно держать хижину в поле зрения. Оставшееся до рассвета время показалось мне вечностью! Наконец на востоке заалело, и теперь я смог разглядеть остров, поверхность воды и берег. Вот тут я и сделал для себя двойное открытие. Первое – приятное: моя лошадь мирно паслась на другом берегу, с которого я пришел сюда, а второе – не очень: в хижине лежал действительно медведь, задом ко входу, головой внутрь. Пока он меня не заметил. Просто чудо, что я находился на другой стороне острова, когда он вылезал из воды! Если бы он застал меня тогда спящим, я бы не сидел здесь и не рассказывал бы нашему Хромому Фрэнку об этом приключении.

– Да, уж, – согласился тот, – скорее всего, он бы вас проглотил, и вам ничего больше не оставалось, как бестелесным духом бродить по прерии как наказание за то, что школа для вас не принесла никакой пользы. Как вы повели себя с медведем?

– Очень даже хорошо. Я осмотрел свое ружье, проверил, заряжено ли оно, а затем вежливо ему представился. Я тихо подошел к хижине и закричал «Ура!». Малый действительно спал. Он, вероятно, очень устал. Кто знает, как долго он воевал со стихией и барахтался в реке? Когда медведь услышал мой голос, он повернулся ко мне. Увидев меня, он выпрямился в хижине и получил две пули в упор. Так убить животное – это не подвиг. Боб тоже так смог бы.