Двор Карла IV. Сарагоса - Бенито Перес Гальдос (1893)

Эти слова дали мне надежду увеличить мои капиталы новой золотой монетой, и я стал рассматривать узоры на потолке и картины. Она написала ответ и вручила мне его.

Каково же было мое удивление, когда я узнал, выйдя во двор, что сеньора де Маньяру только что арестовали и увели куда-то два жандармских солдата, незадолго до того служивших ему. Я задрожал, потому что боялся, что и со мной будет то же самое. Власти, желая выслужиться при дворе, старались арестовывать как можно большее количество лиц.

Свойственное мне любопытство чуть не погубило меня. Желая пронюхать, что такое творится, я протерся между жандармами, но тут один сеньор с длинными и тощими бакенбардами, всмотревшись пристально в мое лицо, сказал самым неприятным голосом, какой я только слышал в моей жизни:

– Это тот самый слуга, которому арестованный вручил письмо незадолго до ареста.

Холодный пот пробежал по моему телу, когда я услышал эти слова. Я было бросился бежать со всех ног, но не успел я сделать и двух шагов, как железная рука опустилась мне на плечо. Никогда не забуду я этого отвратительного ощущения, этих бакенбард и круглых совиных глаз.

– Не торопитесь так, кабальерито, – сказал он мне. – Вы здесь нужнее, чем где-либо.

– Чем могу я быть вам полезен? – спросил я смело, сразу поняв, что не следует выказывать страха.

– А это мы увидим, – ответил он таким тоном, что я только поручил себя Господу Богу.

В то время, как он в полном смысле слова за шиворот вел меня в отдельную комнату, я напрягал все свои умственные силы, чтобы придумать, как мне вывернуться из этого пренеприятного положения. С быстротой молнии в моей голове пронеслись эти мысли: «Габриэль (я всегда мысленно обращаюсь к себе по имени), это – торжественная минута. Физической силой ты тут ничего не поделаешь. Если будешь пытаться бежать, то все испортишь. Помни, в твоих руках честь одной сеньоры, которая Бог знает что написала в этом письме. Храбрись, Габриэль; не падай духом».

К счастью, Господь просветил мои мысли в ту минуту, когда этот ужасный сеньор сел на скамью и велел мне отвечать на его вопросы. Тут я припомнил, что раз видел этого человека униженно разговаривающим с Амарантой, и это-то и помогло мне.

– Так ты занимаешься передачей писем, негодяй, – сказал он, приготовляясь записывать мои показания. – Посмотрим, кому ты носил эти письма и не был ли ты посредником между арестованными и заговорщиками.

– Сеньор, – ответил, я, набравшись храбрости, – вы меня не узнали и, вероятно, смешиваете с теми, которые передают письма арестованным в Норисьядо[9].

– Как! – радостно воскликнул он. – Ты уверен в том, что говоришь?

– Да, сеньор, – ответил я, становясь все храбрее. – Если б вы сию минуту вышли на маленький двор, куда выходят окна больницы, то вы увидали бы, как из третьего этажа на ветках спускают письма.

– Что ты говоришь!

– То, что вы слышите, сеньор; и если вы желаете, то можете в этом немедленно убедиться, потому что теперь как раз назначенный час для переписки. Вы должны быть благодарны мне за это известие, потому что благодаря этому признанию вы можете оказать большую услугу нашему дорогому королю.

– Но ты получил письмо от гвардейского офицера, и если прежде всего ты не отдашь его мне, то я поступлю с тобой по закону.

– Но разве милостивый сеньор не знает, что я паж графини Амаранты, к которой поступил недавно? Моя госпожа ценит меня, право, даже больше, чем я того стою. Тысячу раз я слышал из ее уст, что она не пощадит того, кто причинит мне хоть малейший вред.

Он пристально вгляделся в мое лицо и действительно припомнил, что видел меня вместе с графиней.