Революция чувств - Зоя Кураре

После тяжелого напряженного разговора с Николаем Пузиковым бабе Дусе страшно захотелось уйти куда – подальше. Уйти не только от начальника, но и от политических страстей, в которых она мало, что смыслила. И приступить непосредственно к любимой работе дворника. Что, собственно, она виртуозно и сделала. Накопленный от политического противостояния негатив, жаждал выхода. Возвратившись назад во двор, баба Дуся взяла в руки старую, потрепанную метлу и внимательно, не спеша, осмотрела свои владения. Как чувствовала, не все в полном порядке на вверенной ей территории.

– Господи, какая куча, хотела бы я знать, какой слон так нагадил?! – бесцеремонно провыла, как хорошо отлаженная автосигнализация, стоя посредине двора главный дворник улицы Пионерской.

Куча нарисовалась знатная, она выскочила, словно бородавка на видном месте. Слава Богу, не на чьем-то уважаемом лице. Евдокия наклонилась, приняла рабочую позу и поняла – от политики ей, простому, честному, рабочему человеку, не уйти. Политический бомонд Закраины лежал у ее больных остеохондрозом ног. Вот они, кандидаты в президенты великой и могучей страны один лучше другого, смотрят на рядового дворника понимающими глазами с красочных, глянцевых листовок.

– Жалко выбросить! Сколько это денег стоит?

Ответа на актуальный вопрос баба Дуся не получила. Во дворе царила тишина.

Только эхо по-дружески поддержало ее рачительную натуру, но через секунду предательски скрылось за бетонными спинами многоэтажных домов.

– А ленточки энти оранжевые по всему городу висят. Сколько ткани изрезали ироды! – никак не могла угомониться повелительница казенной метлы.

Вспомнилось бабе Дусе, как после войны она ходила на танцы в клуб.

Не в фуфайке же ей перед местными парнями красоваться! Тогда им с подружкой десяти сантиметров не хватило, что бы пошить из небольшого куска ткани простенькое ситцевое платьице. Юные закройщицы на свой страх и риск распороли ночную сорочку, чтобы обшить кружевами подол единственного нарядного платья. Ностальгические воспоминания бабы Дуси, которыми она любила поделиться с жителями Задорожья, ей самой казались неисчерпаемыми. Прожить на свете семьдесят лет! Она помнила Советский Союз, колбасу по два рубля двадцать копеек, первую неразделенную любовь, рождение сына. Она могла многое поведать жестокому миру, плотным кольцом окружившему ее сгорбленную фигуру с казенной, подранной метлой.

Вдруг ее сокровенные воспоминания прервал громкий, пронзительный, отвратительный лай.

Вик выскочил на улицу и решил сразу поделиться радостью с обитателями родного двора. Он жил, как Карлсон – на крыше, на девятом этаже железобетонного монолита. Все время, пока лифт неторопливо вез пса с хозяйкой на первый этаж, где проживал его не добрый друг баба Дуся, он изо всех собачьих сил терпел. Бабой Дусей пса пугали с раннего детства. Домочадцы заметили, что Вик ее панически боится, поэтому в воспитательных целях напоминали о существовании злого дворника Евдокии. Они не знали, что при первой встрече баба Дуся пригрозила неопытному в житейских делах щенку, что сдаст его на мыло, если он намерен гадить во дворе. С тех пор Вик невзлюбил мыло и страшно боялся им стать. Он научился, бережно относится к территории двора, и знал, что «это» можно делать только за старыми гаражами. Сегодня добежать к заветным проржавевшим домикам, где ночуют легковые автомобили, ему не судилось. Ближайший куст спас Вика от общественного позора и осуждения. Увидев спасительные заросли можжевельника, пес автоматически поднял левую ногу и с большим удовольствием совершил привычный собачий ритуал, в непосредственной близости от детской площадки. Хозяйка нервно озиралась по сторонам. «Ничего, прорвемся», – успокаивал ее и себя стаффордширский кобель.

Не получилось, не прорвались, на звук мощной струи примчалась она – гроза дворовых собак.