Всем стоять на Занзибаре - Джон Браннер (1968)

– Или их щенки ими станут…

– Чего вам надо? – выдавил Эрик. – Оставьте меня в покое… Оставьте меня в покое!

– Ну конечно, конечно, – умиротворяюще сказал Жер. – Сделаешь по-нашему, и мы оставим тебя в покое, честно-пречестно. Но… э… ты работаешь в «Хайтрип», а у «Хайтрип» есть кое-что, что нам нужно.

– Штамм нового сорта, – подсказал из-за другого плеча Цинк.

– Один крохотный пакетик с семенами, – сказал Жер. – Всего на корабль. Нам больше коробка и не надо.

– Но… но это же нелепо!

– Ну… И вовсе не нелепо.

– Но она не растет напрямую из семян! И на всех стадиях роста ей нужны особые химикаты… и, Господи помилуй, ее нельзя посадить в ящик за окном!

– А ведь Бог – твой дружок, правда? Ты то и дело снабжаешь его новыми рекрутами для небесного хора. Ты плодишься, как он вам и заповедовал, а, католик ты недорезанный?

– Придержи язык, Цинк. Из чего же ее выращивают? Из черенков?

– Д-да.

– Черенки подойдут. Платить три с половиной бакса за пачку из десяти косяков – это уж слишком. Но надо признать, славная трава. Так вот, милый, программа такова: один кисет плодоносящих черенков… И не забудь дать нам инструкции, как ее выращивать. А мы расщедримся и сохраним твою тайну. Насчет твоих щенков в Пацифик-Палисейдс.

Монорельсовый поезд замедлялся перед следующей остановкой.

– Но это невозможно! – в отчаянии сказал Эрик. – Служба безопасности… Охранники глаз с нее не спускают!

– Кого еще к ней подпустят, как не генетиков, которые ее вывели? – ответил Жер и в окружении шестерок двинулся к дверям; остальные пассажиры, боязливо рассматривавшие жутковатые «крокодиловки» шоблы, расступились.

– Подождите! Не могу же я…

Но двери открылись, и четверка растворилась в мельтешении тел на платформе.

Контекст (8)

Изоляция

«По сути дела, человечеству как биологическому виду идеализм подходит как корове седло. Наилучшее доказательство тому – неспособность ни одной из сторон, увязших в неразрешимом конфликте в Тихом океане, добиться поставленных целей, а ведь идеалы и той, и другой сформулированы так просто, понятно и привлекательно, что беспристрастный наблюдатель не может не удивляться, почему за декларациями намерений не последовало – с непреложностью рассвета по окончании ночи – перехода к последовательным действиям.

«Отдайте богатства тем, кто их создал!» Вот идеал, способный отправить в крестовый поход всех, кто понимает его как экспроприацию собственности у землевладельцев, раздачу земли, чтобы каждая семья могла получать разумное пропитание, и отказ от выплаты долгов кредиторам, дававшим под грабительские проценты. Отталкиваясь от этого, китайцы ринулись вперед – только вот они сами себя перехитрили, замахнувшись на слишком многое. Они утратили способность различать между злом, на которое ополчились, и влиятельными традициями, которые – буквально – лежали в основе образа жизни тех людей, которых они надеялись привлечь под свое знамя. Вскоре они попали в ту же яму, что и их соперники, которые десятилетиями игнорировали тот простой и очевидный факт, что для умирающего с голоду слово «свобода» подразумевает миску риса или, если воображение у него богатое, здорового быка, который тащил бы его плуг, и ровным счетом никакого отношения не имеет к голосованию за депутата от той или иной партии.

Аналогично солдаты царской армии во время Первой мировой войны дезертировали en masse[25] не под влиянием большевиков, а потому что им надоело воевать и они хотели работать на своих полях, к тому же до этих рьяных поборников красного знамени дошло, что пока они умирали за границей, дома разваливалось то, что они желали охранять. Поэтому они все бросили. Китай, как до него Россия, обнаружил, что окружен целым роем наследников мантии покойного маршала Тито, причем немало таких нашлось на территории самого Китая.