Spqr iv. храм муз - Джон Мэддокс Робертс (2015)

Он встал, и на этой весьма неудовлетворительной ноте собрание закончилось.

– А что, Птолемей действительно предпринимает какие-то меры? – осведомился я, когда мы с братом остались вдвоем.

– Да что может сделать этот флейтист? – вопросом на вопрос ответил Кретик. – Он отказывается верить, что это, так сказать, пророчество может привести к серьезным беспорядкам. Как я слышал, он приказал Беренике прекратить всякое общение с Атаксом, но я сильно сомневаюсь, что эта безмозглая дура с должным вниманием относится к распоряжениям старого пьяницы.

– Ты сообщил ему об этом арсенале боевых машин на озере?

– Да, я сделал это. И я тут же выяснил, что он вообще ничего об этом не знает и настаивает на том, что Ахилла – самый преданный из всех его слуг. Есть тут и еще одна странность…

– Какая?

– Ну, всякий раз, когда речь заходит об Ахилле, у него сразу же становится такой вид, словно он говорит о человеке, который его страшно пугает.

– Ахилла крайне амбициозен и самоуверен. Даже юная Клеопатра говорит, что и он, и Мемнон ведут себя нагло, а ей ведь всего десять лет. Как ты считаешь, у Ахиллы есть шансы совершить государственный переворот?

Кретик некоторое время раздумывал.

– Египтяне крайне не любят перемен. Сам подсчитай, сколько лет ими правят Птолемеи, хотя они терпеть не могут, когда ими управляют чужестранцы. Но куда им деваться? До македонцев ими правили персы и даже нубийцы. Завоевание Египта Александром стало для них не таким уж плохим решением проблемы, поскольку они считали его богом. В любом случае они теперь уже свыклись с Птолемеями и вряд ли захотят видеть на египетском троне кого-то другого. А Ахилла для них – еще один македонский выскочка. Даже если он женится на одной из дочерей царя, они не признают его в качестве законного правителя.

– А поскольку в номах зреет мятеж, то страна легко может развалиться на части в результате гражданской войны.

– И все это свидетельствует против того, что этот солдафон планирует захватить власть, не так ли? – спросил Кретик.

– Если бы Ахилла сумел создать себе репутацию великого полководца, – продолжал я рассуждать, – то стал бы для египтян более приемлемой кандидатурой на царский трон. И в этом случае он пойдет войной на Рим, больше не на кого. Вспомни, сколько наших последних войн началось с того, что местное население восстало против нас!

– Ты прав, с этого начиналось большинство наших войн, – признал Кретик.

– Так было с Митридатом и со многими другими. Такое положение может ускорить войну в Галлии. Какой-нибудь местный царек, или вождь, или кто угодно еще начнет рассылать по стране своих подстрекателей, чтобы возбуждать ненависть в отношении местных римлян – а это не трудно сделать, даже тогда, когда население сыто и всем довольно. И что за этим последует? Мятеж и массовая резня. И к тому моменту, когда люди, наконец, придут в себя и начнут соображать, будет поздно – они уже ведут войну против Рима, и у них нет иного выбора, кроме как поддерживать того лидера, который сам же затеял всю эту глупость.

– Весьма эффективный прием, – согласился Кретик. – Римская публика всегда выступает за войну, когда какие-нибудь варвары вырезают римских граждан. Если бы Египет не был столь богат и привлекателен, я бы и сам был не против быстрой войны и его завоевания. Но сейчас для этого неподходящее время. В Македонии мы потерпели фиаско, да еще готовимся к войне в Галлии. Даже римские легионы нельзя пополнять до бесконечности, к тому же после войны у нас будет слишком много ветеранов, которых придется наделять землей.

– Тогда тебе ничего не остается, как переубеждать Птолемея, – посоветовал я. – Если он боится Ахиллы, то, возможно, не слишком расстроится, если этот человек исчезнет со сцены.

– Что это ты такое предлагаешь? – требовательным тоном осведомился Кретик.